В российских кинотеатрах продолжается прокат фэнтези «Я, Франкенштейн» режиссера Стюарта Битти. О типовой экранизации графического романа Кевина Гревье, футуристически переосмыслившем знаменитую готическую «страшилку» Мэри Шелли, – Нина Цыркун. 

История о том, как вошел в мировую литературу доктор Франкенштейн со своим Созданием, красочно рассказана Кеном Расселом в фильме «Готика». Рассел, скорее всего, кое-чего домыслил; по его версии, Мэри (тогда еще не Шелли), у которой случился выкидыш, хотела оживить неродившегося ребенка с помощью гальванизации – отсюда, будто бы, ей пришла в голову идея о том, как Виктор Франкенштейн создал гомункулуса из частей мертвецов.

«Я, Франкенштейн»

Но судя по тому, с каким ужасом Мэри писала потом о последствиях попыток человека сравниться с Творцом, она слишком хорошо понимала утопичность этой попытки. Более правдоподобной кажется мне версия, когда скуки ради, почти что на спор бывшая любовница Джорджа Байрона и будущая жена Перси Биши Шелли, не без влияния снадобий, которые прихватил на виллу Байрона доктор Полидори, в дождливую летнюю ночь набросала новеллу, эскиз романа «Франкенштейн, или Современный Прометей». Творчество немецких романтиков – легенда о глиняном Големе, оживленном пражским рабби Лёвом, – послужили сырьем для ее литературного дебюта, и все это были крайне пессимистические сочинения, ничего хорошего от матричного тиражирования человеков человечеству не обещавшие. Да и само Создание всегда – и до, и после романа Мэри Шелли – изображалось несчастным, гонимым изгоем. Графический роман Кевина Гревье, по которому снят фильм Стюарта Битти «Я, Франкенштейн», перенес его на двести лет вперед, в наше время и сделал супергероем. Пантеон персонажей комиксов, и без того густонаселенный, пополнился новым кадром. И поскольку реинкарнация произошла в эпоху постмодернизма, Создание Франкенштейна приобрело новый оттенок мрачности на путях ответа на вопрос: кто я – тварь дрожащая или…

«Я, Франкенштейн», трейлер

Как всякий супергерой, новичок обладает двойной идентичностью, более всего напоминающей параметры Невероятного Халка – человека и монстра. Этим пользуются две враждующие партии, невидимо для людей ведущие борьбу за выживание или уничтожение. С одной стороны – партия горгулий, каменных изваяний готических храмов, которые почему-то отстаивают первое, а с другой – партия демонов, настроенных радикально антигуманно. Обе армии изо всех сил пытаются обратить в свою веру Создание, соблазняя всяк на свой лад и вовсе не бескорыстно. Хотя дары их бесценны: одни дают безымянному Созданию имя, так сказать, легитимизируют, присваивая ID и признавая в нем одушевленное существо, а не ходячего мертвеца-зомби; другие обещают принять в свой круг на равных – а Оно так всегда мечтало о друге. И пока новый Адам мечется, отвоеванный то одним бессмертным кланом, то другим, ему подбрасывают приманку, которая могла бы навсегда решить его проблему: он получает не только имя, но и фамилию – Франкенштейн, то есть признается законным сыном своего создателя, бездушно его отвергнувшего.

«Я, Франкенштейн»

И, конечно, для симметрии в пару Адаму Франкенштейну придан суперзлодей-оборотень (Билл Найи) со своей сверхидеей покончить с горгульями, а вслед за ними и с человеческой породой; для этого он планирует создать армию бойцов-клонов Адама. Не обошлось и без хорошенькой блондинки – это электрофизиолог со звучным именем Терра (Ивонна Страховски), причастная к тайнам оживления покойников с помощью старинного фокуса с электричеством. Терра по всем правилам драматургии должна влюбиться в Адама с неотразимо мужественной внешностью Аарона Экхарта. Но все эти дежурные сценарные ходы играют чисто вспомогательную, служебную роль: история растворяется в бесконечной цепи боевых сцен.

«Я, Франкенштейн»

Это грандиозный аттракцион, разворачивающийся в формате IMAX, с особенно впечатляющим оживлением горгулий, превращающихся в дивных летящих птиц, ловко лавирующих в лабиринтах Другомирья. Стилизованный под эстетику нуара с характерными для фильмов, скажем, Жюля Дассена приметами – ночной тьмой, блестящей от дождя брусчаткой, фигурами в контровом освещении и прочей номенклатурой, – новый «Франкенштейн» отличается от классики жанра и, к примеру, от эталонного комикса «Города грехов» как раз минимальной сложностью нарратива. Но так и должно быть, когда дело идет о затравочной картине, предназначенной открывать франшизу.