И еще один материал о Берлинале 2015 года. По мнению Натальи Серебряковой, программа «Форум» на Берлинале в этом году была интереснее конкурсной и повествовала о забытых или утраченных мирах. Ниже – о пяти картинах этой секции.

«ЗАПРЕТНАЯ КОМНАТА» (THE FORBIDDEN ROOM), Гай Мэддин, Эван Джонсон

Несколько лет назад Гай Мэддин и его со-режиссер Эван Джонсон задумали интерактивный проект «Сеансы», возрождающий утерянные киноленты 20-50-х. Из этого проекта постепенно вырос целый фильм «Запретная комната», открывавший программу «Форум» Берлинского кинофестиваля в этом году. Эта картина подводит основательную черту под всем предыдущим творчеством канадского режиссера, так как является не просто стилизацией под немое и первое звуковое кино, но сделана таким образом, как если бы кино той эпохи заговорило.

В фильме есть небольшой пролог-инструкция о том, как принимать ванну. В ней актер Луи Негин произносит монолог в нижнем белье и погружается в ванную, наполненную водой. Таким образом Мэддин вводит зрителя в эстетику интимного хоум-видео 70-х, создавая эффект подглядывания. Эти фрагменты с Негиным он записывал отдельно, в отпуске на Гавайях, скрепив затем ими весь фильм. Прелюдия в ванной – лишь детская шалость по сравнению с тем психоделическим опытом, в который проникаешь в основной части картины. Сюжет представляет собой коллаж из похожих на сновидения фрейдистских историй: на подводной лодке заканчивается воздух; лесоруб спасает прекрасную Марго от пещерных людей; умерший отец является мальчику с накладными усами из консервированной рыбы; муж в исполнении Матье Амальрика забывает о дне рождении собственной жены и убивает незнакомца. По словам Мэддина, история про усатого мальчика – его личный сон (и, вероятно, отсылка к собственному фильму «Мертвый отец»). Кроме этого, он, подобно герою Амальрика, всегда забывает дни рождения своих друзей и знакомых, что является его персональным кошмаром. И хотя сценарий Мэддин и Джонсон писали еще с тремя соавторами, похоже, «Запретная комната» – это terra incognita неврозов самого режиссера, стилистически обрамленная в кино эпохи Техниколора (но при этом по-жульнически снятая на цифру и обработанная в пост-продакшене). В этой груде смешного киноманского трэша, от истории про филиппинского оборотня и говорящий банан до трепанации черепа Удо Кира, порой нет да и проскочит что-то по-настоящему трагическое, как глава «Внутренний ребенок». В ней женщина вспоминает о том, как отец помогал санитарам надевать на мать смирительную рубашку, отправляя в психбольницу. Мэддин балансирует на грани комического и драматического, нарушая запреты и заставляя каждого зрителя вспомнить о том, как был убит их внутренний ребенок. И как был утерян рай наивности.

«ИСТОРИЯ ИУДЫ» (HISTORIE DE JUDAS), Рабах Амер-Займеш

Французский режиссер-самоучка с алжирскими корнями Рабах Амер-Займеш – не чужак на крупных кинофестивалях. Так, в 2006 году в Каннах был представлен его фильм Bled Number One – о французском зэке, депортированном на родину в Алжир. Амер-Займеш сам исполнил главную роль, как это он обычно делает во всех своих фильмах, сыграв выходца из страны, застрявшей между современностью и традициями. Новый фильм Амера-Займеша «История Иуды» – микроэпос об Иисусе и Иуде, снятый в Алжирской пустыне. Это собственная евангельская версия Амера-Займеша, повествующая о нежной дружбе двух библейских персонажей, в отношениях между которыми нет и тени предательства. Иуда становится обычной жертвой властных игр римлян, в чем тяжело раскаивается в конце.

Эту картину можно сравнить с предыдущим фильмом Амера-Займеша, «Песнь Мандрена» – исторической драме о контрабандистах, печатающих песни во славу разбойника Луи Мандрена. Экранизируя свою историю об Иуде, Амер-Займеш снова свободно поступил с первоисточником. В новом фильме по-прежнему сохранились черты любительского театра с непрофессиональной массовкой и элементами современных костюмов (например, Иуда носит сандалии, явно выпущенные каким-то современным казуальным брендом, и это бросается в глаза). Но этот французский режиссер настолько хитер и самобытен, что давно уже сделал этот бюджетный недостаток деталью собственного почерка. В его продюсерской компании участвуют, наверное, все его родственники (в титрах значится с десяток Амер-Займешей), и эта камерная история – не что иное, как синефильская игрушка для небольшой группы поклонников по всему миру. Амер-Займеш всякий раз повторяет в своих интервью, что его кино – это поэзия. В этот раз он не отступил от правил и снял по-хорошему дилетантский фильм, главной идеей которого является «не политика, а поэзия». И, конечно, это тоже картина об утраченной невинности.

«РЫБИЙ ХВОСТ» (RABO DE PEIXE), Жоаким Пинту, Нуно Леонель

Полтора года назад португальский режиссер Жоаким Пинту показал на фестивале в Локарно свой трехчасовый кинодневник «Что теперь? Напомни». Фильм о его собственной борьбе с ВИЧ-инфекцией имел большой успех, получив приз жюри – фактически серебряную медаль. На Берлинале Пинту представил свой очередной документальный фильм, названный Rabo de Peixe, по имени рыбацкой деревушки на Азорских островах. В 1998 году Жоаким Пинту и его постоянный бойфренд Нуно Леонель прибыли туда, чтобы встретить Новый год. Там они подружились с молодым рыбаком Педро и его приятелями, попутно снимая все на пленку. Недавно они смонтировали отснятое в короткий фильм, представляющий собой смесь поэтического видеоарта и документальной хроники о рыбацком промысле.

Тематика фильма специфична для местного кинематографа. В 1961 году независимый португальский киноавангардист Антонио Кампос снял похожую 27-минутную черно-белую ленту Almadraba atuneira о рыбаках, ловящих и разделывающих на берегу рыбу. Фильм Пинту и Леонеля тоже процентов на пятьдесят этнографический. Мы наблюдаем в кадре за жизнью этих ребят – как они ныряют в воду, уходят в море на баркасе и гоняют на лужайке в футбол в компании трогательных щенков. Бросается в глаза и важная для обеих картин деталь – практически полное отсутствие женщин в кадре. Но если у Кампоса этот факт был обусловлен патриархальностью рыбацкого промысла как занятия, то у Пинту и Леонеля внимание на мужчинах акцентировано как робкое признание в любви к парням, занятым грубым физическим трудом. «Рыбий хвост» для его режиссеров – сентиментальное путешествие через годы в момент, когда они были счастливы. Для Португалии же этот фильм – поэтическое высказывание о беднейших слоях, жизнь которых не замечают власть имущие. Rabo de Peixe – потерянный рай для двух городских художников-интеллектуалов и земля утраченных надежд для ее обитателей.

«СЧЕТ» (COUNTING), Джем Коэн

Еще одно киноэссе от мастера документалистики Джема Коэна сделано таким образом, как если бы его собственный фильм «Музейные часы» был порезан на кусочки, а потом смонтирован в хаотическом порядке. В кадре мелькают самолеты, рынки, площади, чьи-то квартиры, станции метро, незнакомые люди и кошки разных пород и размеров, которые здесь не случайно, этот фильм – посвящение Крису Маркеру (и его знаменитым котам).

Спродюсированный подругой Коэна Патти Смит, «Счет» – идеальное путешествие в мир обыденности, путешествие в буквальном смысле слова. В своих пятнадцати главах Коэн меняет города произвольно, повинуясь лишь собственному наитию и ритму: Нью-Йорк, Москва, Санкт-Петербург, Стамбул, Порто. В его фильме вы ловите ускользающую красоту момента. Иногда это может быть растиражированный образ парящего в воздухе пластикового пакета. А иногда – целый перфоманс с участием пожилой женщины, обрывающей объявления, пока на табло не появится изображение кота. Коэн закольцовывает повествование при помощи кошек, погружая зрителей в монотонный ход собственных мыслей и интерпретаций. «Счет» – это рай для постороннего наблюдателя, который теряешь сразу же, как только выходишь из кинозала и погружаешься в хаос коммуникаций.

BALIKBAYAN #1MEMORIES OF OVERDEVELOPMENT REDUX III, Кидлат Тахимик

Филиппинский режиссер Кидлат Тахимик делал этот фильм на протяжении тридцати лет. Начав съемки на «Супер 8» в конце 70-х, он отталкивался от истории о рабе Магеллана – филиппинце Энрике. Как известно, великий мореплаватель, совершивший первое в мире кругосветное путешествие, Фернан Магеллан умер на Филиппинах (на острове Мактан в 1521 году). Энрике каждый вечер помогал Магеллану принимать ванну, а также служил переводчиком с филиппинского.

Замысел Тахимика был грандиозен: в малобюджетных условиях снять фильм-травелог, фильм-байопик, драматическую фантазию на тему смешения культур и цивилизаций. Съемки были прерваны и возобновлены в 2000-х, с другими актерами. Сам Тахимик, играющий роль Энрике, постарел и обзавелся детьми, жизнь вокруг поменялась, появилось караоке и компьютеры, а также более дешевые цифровые камеры, позволившие закончить процесс. В итоге получилось философское киноэссе, постмодернистская комедия и просто праздник для зрителя, выросшего за эти тридцать лет и узнающего в чужой культуре знакомую киноэстетику. Подобно тому, как Тахимик использует универсальный киноязык, в его фильме красной линией прочерчена мысль о неизбежном влиянии империи на колониальную культуру. Естественно, сквозь эти размышления, поданные в игровой, ироничной манере, прорастает другая важная мысль – о национальной свободе. В фильме есть фрагмент, когда представители разных стран (есть и русский человек), лежа на спине, произносят на родном языке и по-филиппински фразу «Я – свободный человек». Это, конечно же, терапия для самого режиссера и его многострадального народа. Фильм Кидлата Тахимика – рай для исследователя радикальной этнографии, и пример того, как одно маленькое кино может стать приключением всей жизни для его создателя.