В связи с единственным показом в Москве 20 октября картины «Слон сидит неподвижно» публикуем одноименный рассказ, по которому она была снята. Перевод этого и двух других рассказов, написанных под псевдонимом самим Ху Бо, вы также можете прочесть в 5/6 номере журнала «Искусство кино».

Рассказ из сборника Ху Цяня «Большая трещина» — Hu Qian. Da Lie (大裂), — выпущенного пекинским издательством «Цзючжоу чубаньшэ» в январе 2017 года. «Слон сидит спокойно»: 大象席地而坐 (Da xiang xi di er zuo).

Ху Цянь — псевдоним режиссера Ху Бо (1988—2017). О нем и его единственном фильме «Слон сидит спокойно» см. в этом номере статью Антона Долина «Против света».

ХУ ЦЯНЬ. СЛОН СИДИТ СПОКОЙНО

Впервые я услышал эту историю дома у Ли Кая, он рассказывал, что в зоопарке Хуаляня[1] есть огромный слон.

— Он, мать его, все время сидит. Может, его кто-то постоянно вилами тыкает, а может, он просто любит сидеть. А потом люди подбегают и смотрят, ухватившись за ограду, некоторые бросают ему еду, но он не обращает внимания.

Так рассказывал Ли Кай, а еще он добавил, что всегда мечтал увидеть этого слона, и было это год назад. А позавчера Ли Кай выбросился с крыши из-за измены жены. Однако я знал, что жизнь жены его не особо интересовала. В тот день, когда Ли Кай вернулся домой, он на самом деле должен был уехать в командировку, но обнаружил, что надел кожаные ботинки из разных пар, видно, из-за многолетнего приема снотворного с головой стало совсем плохо. Он поменял билеты на другую дату и отправился домой. Дверь оказалась, по всей видимости, заперта изнутри, так как ключом он ее открыть не смог. Когда он наконец попал в квартиру, то увидел, что одежда жены в полном беспорядке.

Ли Кай произнес:

— Я ищу мои кожаные ботинки.

Жена ответила:

— Они все в тумбе для обуви.

Ли Кай перерыл всю тумбу и в итоге все-таки нашел пару одинаковых ботинок. Он уж было собрался уходить, но вдруг увидел на губе жены след от укуса. Я так думаю, что снотворного он принимал недостаточно, раз заметил этот след.

— В доме кто-то есть? — спросил он.

— Вообще никого. А ты зачем вернулся?

— За вещами.

— Так ты тут останешься?

— В смысле?

— Ты дома будешь?

Жена, очевидно, пребывала в растерянности.

Вот тогда Ли Кай и пошел искать. Сначала посмотрел в туалете, потом — в спальне, даже шкаф специально переворошил. Уж не знаю, каким образом он в итоге догадался, но, как бы там ни было, открыл дверцу их несуразно огромной стиральной машинки, в которой его жена каждую неделю стирала постельные принадлежности и покрывала. Когда он открыл дверцу, я был внутри.

Ли Кай спросил:

— Эта пара ботинок твоя?

Я ответил:

— Да.

Машинка стояла на балконе, я как раз обдумывал, как мне из нее выбраться. На самом деле я не представлял, как это сделать, но голову уже высунул.

Тут я увидел, как Ли Кай открыл окно и прыгнул вниз. Я не услышал никаких звуков. Его жена бросилась к подоконнику, перегнулась через него и уставилась вниз.

А я сбежал, не забыв прихватить забытые в прошлый раз ботинки. Его жена мне тогда подарила новые, поэтому старые я и забыл у них дома.

А теперь в последние два дня во всех газетах печатают новость о том, что «бедный «белый воротничок» из-за измены жены покончил с собой». Люди, обсуждавшие эту новость, разделились на два лагеря: одни ругали жену, другие — меня. Мой просчет главным образом заключался в том, что я думал, что Ли Кай ни капельки не любит свою жену. В действительности я тоже ее не любил, просто я ухаживал за одной женщиной, но безуспешно, поэтому и начал отношения с женой Ли Кая, ведь в университете мы с ним были хорошими друзьями.

А потом та женщина, за которой я ухаживал, переехала в Тайбэй, и я последовал за ней.

Она всегда была занята, у нее всегда были неотложные дела, а я ничего не делал, потому что мне нечем было заняться. Когда у меня кончались деньги, я отправлялся на собрания, где мы обдумывали сценарии. Там было полно таких, как я. Мы сидели, предлагали идеи по какому-либо проекту, несли всякий вздор, а потом каждый автор вносил какие-то деньги. Я ни одного слова не помог им написать, просто говорил какую-то ерунду, поэтому и получал не так много. У меня было трое знакомых, которые смогли протащить меня на эти собрания. Один из них писал пьесы, он был уже женат. Второй — мой университетский однокурсник, который какое-то время назад снял фильм, получивший довольно неплохие отзывы. И еще моя бывшая девушка, основной профессией которой было написание сценариев. Таким образом, когда я кому-то из них жаловался на нехватку денег, они приводили меня на собрание сценаристов, они вовсе не собирались заводить со мной какие-либо рабочие отношения, просто боялись, что я, возможно, однажды могу умереть, и только поэтому помогали мне. Но я и не предполагал, что уже сменивший профессию Ли Кай проявит такую решительность. Однажды мы с тем однокурсником-режиссером поехали кататься на мотоциклах. Одна машина заехала на разделительную линию, я вильнул в сторону и в итоге упал в придорожную канаву прямо рядом с обрывом. Не будь этой канавы, то я скатился бы с горы высотой сто метров. Друг встревоженно подбежал ко мне. Я пребывал в некотором замешательстве, потому что не понимал, свалился ли я со скалы или цел и невредим, для меня это был бы относительно неплохой способ завершить жизнь. Однако я все-таки ощутил радость. А тут еще мой однокурсник рассказал о собрании сценаристов по одному крупному проекту, и сейчас я смог уехать в Тайбэй именно ради этих денег.

Сразу по прибытии я отправился в офис «Чжунхуа Телеком»[2] за новой сим-картой. Здесь было три стойки. За одной пожилая женщина покупала телефон, она уже там час сидела. У другой стойки был старик, которому надо было поменять сим-карту, думаю, он там провел еще больше времени. А мы, девятнадцать человек, скопились у третьей стойки. Не хочу в старости становиться таким, как эти двое.

Я сменил симку, позвонил ей и произнес:

— Это я.

— Ты сменил номер?

Возможно, она не хотела отвечать на мой звонок.

— Нет, я сейчас в Тайбэе.

— Правда?

— Я поменял сим-карту на улице Эмэй в районе Симэньдина[3].

— Зачем ты приехал?

— Просто посмотреть город и тебя заодно увидеть.

— С ума сошел? У меня нет времени ходить с тобой, у меня очень плотный график.

— Да ничего страшного, давай просто пообедаем.

— Нет, вечером у меня уже назначена встреча. Эти писатели такие все высокомерные, трудно с ними вести переговоры, — произнесла она.

— Давай тогда просто перекусим поздно вечером?

— Может быть… Попозже созвонимся.

Она повесила трубку.

Я сходил в магазин и купил шлепанцы, снял кожаные ботинки, те самые, которые забрал из дома Ли Кая, и засунул их в сумку. Больше всего места в сумке занимали именно эти ботинки. Поэтому я снова их достал и выкинул в мусорный бак. А вовсе не из-за моего переживания, что их носил Ли Кай.

После этого, купив пива, я уселся у входа в супермаркет. Там стояли две круглые табуретки, и я оккупировал обе. Какой-то мужчина из Юго-Восточной Азии хотел присесть, но я не снял пиво со второй табуретки, поэтому он постоял немного и ушел. Если бы дело было у него на родине, я бы не осмелился так поступить. Я прождал с пяти часов вечера до десяти, периодически отлучаясь в соседнюю гостиницу в туалет. Каждый раз мне везло: когда я уходил, никто не занимал ни одну табуретку. В этом году это было самое большое мое везение. Только стукнуло десять, я сразу набрал ее номер.

— Приезжай в Шилинь[4], — сказала она.

Я отправился туда, где прождал еще полчаса у входа в кафе. Наконец она вышла.

С ней был тот писатель и еще один мужик, непонятно чем занимавшийся. Они попрощались у входа. У нее на лице была улыбка, у писателя тоже, и непонятно кто тоже улыбался. Мне казалось, что писатель этот такой несговорчивый, потому что хотел чаще встречаться с ней, ведь она такая красавица.

Когда они распрощались, я помахал ей рукой.

Я смотрел на нее, и она спросила:

— Что?

— Да ничего.

— А зачем тогда смотришь?

— А на что мне смотреть?

— Откуда я знаю? Мне не нравится, когда на меня пялятся.

— Да ладно тебе!

Мы шли по улице и остановили выбор на казавшемся популярным старом ресторанчике, который специализировался на блюдах из гусятины.

Она как будто не ела весь день — съела целую гусиную ногу и еще что-то вроде свиного студня. Мне же еда в рот не лезла.

— Зачем ты меня искал?

Она вытерла рот.

— Чтобы побыть с тобой немного.

— И поэтому примчался?

— Мне нечего было делать, а с тобой я чувствую себя спокойно и свободно.

— Вряд ли у нас что-то получится, мы с тобой не пара. Поэтому зря ты так далеко примчался, бесполезно это.

— А кто тебе пара?

— В любом случае не ты. Потому что ты не знаешь, какая я, и я тебя никогда не могу понять.

— Звучит и правда как-то очень сложно.

— Да, твои язвительные подколы заставляют людей чувствовать себя неуютно. Мне некомфортно рядом с тобой.

— Два дня назад я переспал с женой одного друга, он нас застукал и выбросился с крыши. В Тайбэй я приехал, чтобы как-то пережить это, развеяться.

— Зачем ты это сделал?

— Потому что ты не хотела встречаться со мной.

— После того как ты мне это сейчас рассказал, я тем более не захочу с тобой встречаться.

— Рассказал бы или не рассказал, мне все равно стало бы все труднее встречаться с тобой.

Она слегка нахмурилась, а я внимательно наблюдал за ней. Мне хотелось найти в ней какой-то изъян, чтобы хоть как-то выбраться из этой тьмы.

Мы вышли из ресторанчика и метров через пятьсот дошли до улицы Тунхэ на берегу реки. Там мы нашли место, где можно было посидеть. С ней нельзя было пойти туда, где пьют алкоголь, потому что она каждый раз делала лишь пару глотков, заставляя окружающих нервничать.

Я спросил:

— Что сказал тот писатель?

— Ему не нравится сценарий, он хочет сам все сделать.

— Но ведь писатели не пишут сценарии, ты ему это сказала?

— Я не могла ему такое сказать.

— Ты скажи ему: да, вы можете сами все сделать, но написать сценарий не сможете.

— Ты думаешь, так можно кого-то уговорить?

— Сто раз уже проверено на практике. Я хожу на собрания сценаристов, и когда приходит автор рукописи, он всегда недоволен. Я так всегда и говорил, что вы, конечно, можете и сами написать сценарий, но через месяц принесете кучу дерьма, а все здесь присутствующие, прочитав, не только не скажут вам правду, но еще и похвалят.

— Ты не боишься, что дело тогда совсем разладится?

— Он уже подписал контракт, и если все разладится, то он не получит оставшихся денег, к тому же авторские права он уже отдал.

— У меня язык не повернется так сказать.

— Но когда ты общаешься со мной, язык у тебя поворачивается.

— Потому что ты постоянно мне надоедаешь.

— Поначалу все было не так.

— Да, поначалу было не так, но, пообщавшись подольше, я поняла, что мне это не подходит, я чувствую себя неуютно.

— Ты уже говорила, что тебе неуютно, но я не считаю, что человеку вообще когда-либо бывает уютно.

— Это с тобой так. У меня есть человек, который мне нравится, с ним мне очень комфортно.

— Как давно вы познакомились?

— Полгода назад.

— А потом что?

— У нас все хорошо.

— Что именно хорошо?

— Он чуткий, отзывчивый, ко мне прекрасно относится. Я радуюсь, когда вижу его.

— А чего ж тогда за полгода никакого прогресса?

Она промолчала. Я уловил неприятный запах, идущий вроде бы от реки, а вроде и нет, оглянулся — вот в чем дело: в нашу сторону направлялись два мужика из Юго-Восточной Азии. Она пододвинулась ко мне, я обнял ее и подтянул к себе поближе, а она не стала уклоняться. И раньше так было: я обнимал ее, и она не отказывала. И еще раньше тоже, всегда так было.

Когда мужики прошли мимо нас, она оттолкнула мою руку и отсела.

— Ты все это время живешь в Тайбэе? — спросил я.

— Да, заканчиваю работу — и домой.

— Давай я свожу тебя в Хуалянь, покажу кое-что.

— Я не поеду.

— Ты же не знаешь, что там увидишь, а сразу отказываешься. Ну раз ты не поедешь, то я тебе расскажу, это самое забавное из того, что я слышал. Там в зоопарке сидит огромный слон, целыми днями сидит.

— Действительно забавно.

Она подняла на меня глаза.

— Это год назад рассказал мне друг, тот, который два дня назад спрыгнул вниз, я ведь только что говорил? Не понимаю почему… Ты правда не поедешь?

— Я не хочу никуда с тобой ехать.

— А почему тогда ты сидишь здесь? — сорвалось у меня с языка.

— Тогда я ухожу.

Она встала.

Я потянул ее за руку, и она села обратно. Мне стало скучно.

— Иди, — сказал я.

Она поднялась, но я не двигался. Она посмотрела на меня.

— Ты со мной не пойдешь?

— Зачем?

— Я не хочу, чтобы ты оставался тут один.

— Правда не хочешь?

Она с ненавистью взглянула на меня и пошла прочь.

Я хотел еще чуть-чуть посидеть на берегу, но все-таки беспокоился за нее, поэтому шел за ней на расстоянии двухсот метров. Она жила совсем недалеко отсюда, по пути она дважды смотрела карту в телефоне, это всего-то на нескольких сотнях метров. Мы дошли до того отеля, я увидел, что она заходит внутрь, и ушел.

Поздней ночью я нашел гостиницу рядом с аэропортом, в номере окна были двухкамерные, и я мог видеть, как взлетают и садятся самолеты, но не слышал ни звука. Днем этот номер выглядел очень мрачным, так как был далеко от насыщенных жизнью городских районов, и поэтому я мог часами сидеть на стуле. В эти два дня я вставал в первой половине дня, в обед шел на улицу и ел бэнто[5], вечером возвращался с пивом, усаживался на стул и смотрел на аэропорт.

Проведя так два дня в гостинице, на третий день я собрал вещи и отправился в Хуалянь. Сто двадцать километров поезд преодолел за три часа. Это место можно считать небольшим поселком с ночными рынками, полностью ориентированными на туристов. Здесь продавали знаменитого жареного кабана, по вкусу он напоминал крафт-бумагу, но люди ели с огромным аппетитом и удовольствием. Они прилетали сюда за две тысячи километров, покупали эту крафт-бумагу, ели ее и рассылали друзьям, рассказывая, что это — знаменитый жареный кабан Алишань[6]. Я провел в этом поселке два дня, постоянно находясь на улице, в самой жаре, потому что сухой и горячий воздух мог чуть-чуть смягчить мое беспокойство. Кроме ночных рынков интерес тут представлял еще и хозяин гостевого дома, где я остановился, — мужчина средних лет с крашеными светлыми волосами. Когда я днем выходил, он стоял у дверей.

— Чем ты занимаешься? — спросил он.

— Электрогазовой сваркой, — ответил я.

— Сваркой?

— Да, свариваю разные железные предметы.

Я не врал, мой отец немного умел это делать, поэтому и я тоже умел чуть-чуть. Несколько лет назад я даже какое-то время работал в мастерской, где варили железные двери.

— Это хорошо, — сказал он.

Я не знал, что в этом хорошего.

— А вы?

— А я бродяга.

— У бродяги такой огромный дом?

— В молодости я объездил весь мир, а сейчас постарел, вот и обосновался здесь, это хорошее место, спокойное.

— Да, действительно очень спокойное.

— Сейчас я занимаюсь резьбой по дереву. В твоей комнате нет, а вот в гостиной стол и все, что в коридоре, — это все моя работа.

— Круто!

— Электрогазосварка — это ведь почти то же самое?

— Нет, с помощью нее делают железные ворота, вывески.

— Когда занимаешься резьбой по дереву, можно общаться с деревом, и от этого чувствуешь умиротворение, я люблю деревья, мне очень комфортно с ними разговаривать.

Услышав слово «комфортно», я загрустил и произнес:

— У меня болит голова, не подскажете, где тут аптека?

Он немного сбился, возможно, обычно туристы слушали его рассказы около часа, потом, вдохновленные, шли в гостиную потрогать стол и поговорить, им тоже казалось, что они общаются с деревом, и они испытывали умиротворение. Но для меня все в этом гостевом доме: гитара, книжные полки, телевизор, мусорные ведра, запах пота, а еще кондиционер в моей комнате — пошло оно все на…

Я записался на две экскурсии. На второй день, когда я утром ждал водителя, почувствовал, что немного болит живот, и после получаса ожидания пошел в туалет интернет-кафе, которое находилось напротив. В этот момент позвонил водитель и просил меня поторопиться. Я ответил: сейчас-сейчас. Выйдя из туалета, я еще остановился за спиной у одного игрока, дождался, когда он доиграет раунд, вышел на улицу и сел в машину. Водитель потом всю дорогу сидел с недовольным лицом.

Первая экскурсия была на самую высокую местную гору. Чтобы туда добраться, надо было пройти по каменистой дороге вдоль горного ручья, в шлепанцах это было тяжело. Путь был неблизкий — несколько километров, наверху нависал утес, а внизу протекала речка с берегами из белой глины. Когда я дошел до конца дороги, ноги распухли, я был весь в поту. Я уселся на большой валун и уставился на вывеску над железными воротами: «Закрытый участок территории». Через какое-то время к воротам подошла женщина, открыла их и зашла внутрь. Она хотела заново закрыть ворота, но железный брус никак не хотел попадать в скважину, да и дверь была тяжелая. Наверняка это из-за плохой газовой сварки. Минут десять она пыталась запереть ворота, а мне не хотелось идти ей помогать, хотя я видел, что дверные петли перекосило из-за того камня. Смеясь, подошли двое мужчин средних лет со словами: «Мы поможем!» Они, так же веселясь, приподняли дверь, брус вошел в скважину, теперь были веселы все трое. После того как дверь была закрыта, женщина ушла по дороге, которая еще не была отремонтирована. Двое мужчин переглянулись, они по-прежнему выглядели веселыми.

По той же каменистой дороге я пошел обратно, по дороге на берегу реки увидел мертвую птицу. В прошлом году я завел собаку породы шиба-ину[7], но продавец дал мне больную, она подхватила чумку и парвовирусную инфекцию, ее каждый день тошнило паразитами. Я ухаживал за ней полмесяца, каждый день вставал, насильно вливал в ее пасть лекарство и делал уколы. Однажды утром она словно всхлипнула, но я был слишком усталым, ведь я сделал ей примерно пятьдесят уколов. А когда в обед я подошел к ней, ноги ее уже окоченели и язык высунулся наружу. Думаю, паразиты в ее теле были все еще живы.

На следующий день я поехал на другую экскурсию. Мы приехали к другой горе, наверху клубились облака, а еще тут было море цветов — оранжевых лилейников. Одна деревушка выглядела, прямо как швейцарская, но какой от этого прок. В автобусе были представители еще одного турагентства, они отвечали за разные маршруты, четыре человека умели говорить на миньнаньском диалекте[8], и на нем они и общались.

Полпути я их слушал, но потом не сдержался.

— Вам обязательно говорить на миньнаньском диалекте: в автобусе только я вас не понимаю, что это, мать вашу, такое?

— Эй, ты чего материшься?

— Где я матерился?

— Ты выматерился.

— А вы тогда не говорите на диалекте!

После этого все замолчали. Этот человек наверняка хотел вышвырнуть меня из автобуса, но ему было уже сорок с хвостиком и он в принципе не смог бы одолеть тридцатилетнего меня, поэтому я ничуть не волновался. Я вызвал смятение в мыслях и чувствах людей, сидевших в автобусе.

Когда мы спускались с горы, проезжали мимо пастбища. Я отправился выпить молока и увидел страуса, стоявшего вместе с коровами. Он был слеп на один глаз и стоял на лугу не шевелясь. Мне стало так грустно, что пришлось прислониться к деревянной ограде. Я смотрел на него и вдруг развеселился, вспомнив, что из-за меня весь автобус испытал разочарование. Когда я подходил к автобусу, наш водитель болтал на миньнаньском диалекте с водителем другого туристического автобуса, я уставился на него, и он замолчал. Я подошел поближе.

— Дайте закурить.

Он вытащил зажигалку и протянул ее мне. Я пристально смотрел на него, ожидая, не заговорит ли он на диалекте, потом докурил сигарету и сел в автобус.

Автобус мог отвезти экскурсантов в разные места — в гостевой дом, где турист остановился, в книжный магазин или в гостиницу. Я попросил высадить меня у зоопарка. Было уже полпятого, водитель сказал, что зоопарк закрывается через час, в полшестого. Я ответил: «Ты отвези меня, и всё».

Водитель высадил меня у ворот зоопарка и даже улыбнулся напоследок — видимо, был рад наконец от меня избавиться. Прямо как та женщина, за которой я ухаживал.

Я вошел в зоопарк. Он был небольшим, на всем пути следования через некоторые промежутки стояли карты с указателями. Я шел по указателям и нашел того слона. Людей, пришедших на него посмотреть, было на самом деле немного, возможно, из-за того, что приближалось время закрытия.

Я подошел поближе. Слон спокойно сидел, вокруг него были экскременты, набросана трава неизвестно для чего, а еще дурацкие пни. За кого они его принимают? Рядом находилась еще одна ограда, два других слона собирались вернуться в свои вольеры. Меня отделяли от него пятьдесят-шестьдесят метров, я не понимал, на что он смотрит. Может, и ни на что. Он спокойно сидел, не двигаясь, что казалось странным.

Решетка вольера была два метра высотой. Я видел, что перед ним на земле валяются огрызки морковки, яблок, булки, оставшиеся от гамбургеров, и тому подобное.

Я с трудом перелез через решетку. Это же просто смешно, я и в семь-восемь лет мог перебраться через двухметровый забор. Когда я спрыгнул вниз, два других слона никак не отреагировали.

Я подбежал к тому, сидящему слону. Мне что-то кричали вслед, но я не слышал. Мне надо было узнать, почему он постоянно сидит там, возможно, это самый главный вопрос в моей жизни.

Я подошел к нему совсем близко и увидел, что у него просто сломана задняя нога. Он весил по меньшей мере тонн пять, и то, что он мог сидеть прямо, это уже круто. Я чуть не рассмеялся. Говоря по правде, мне хотелось обнять его и заплакать, но он зацепил меня своим хоботом, сила у него была огромная, а потом он ногой наступил мне на грудь.

Когда подбежали сотрудники зоопарка, я еще мог видеть, как они открывают рты, выкрикивая ругательства.

Перевод с китайского Евгении Митькиной

*

[1] Хуалянь — город на восточном побережье Тайваня. — Здесь и далее прим. переводчика.

[2] «Чжунхуа Телеком» (Chunghwa Telecom) — одна из трех самых крупных телекоммуникационных компаний на Тайване.

[3] Симэньдин — торгово-развлекательный квартал в Тайбэе с многочисленными барами, ресторанами, ночными клубами. Первая на Тайване пешеходная зона также находится в этом районе.

[4] Шилинь — один из самых известных ночных рынков Тайваня, где можно купить сувениры, одежду, обувь, игрушки и попробовать традиционную китайскую еду.

[5] Бэнто — однопорционная упакованная еда, обед на вынос в японском стиле.

[6] Алишань — горный район на Тайване. Здесь находится Алишаньский национальный природный парк — зона отдыха и природный заповедник.

[7] Шиба-ину (сиба-ину) — порода охотничьих собак; была выведена на острове Хонсю. В 1936 году объявлена национальным достоянием Японии.

[8] Миньнаньский (южноминьский) диалект — один из диалектов китайского языка; распространен в китайской провинции Фуцзянь и на Тайване.