Куда приводят мечты. «Брат», режиссер Марсель Раскин

Однажды, когда Хулио был маленьким, они с мамой гуляли по улице и он вдруг услышал странный писк, доносившийся из близлежащей подворотни. Пойдя на звук и думая, что это котенок, Хулио с матерью нашли младенца — так у мальчика появился младший брат, Даниэль. Годы спустя живущее в трущобах Каракаса семейство ведет умеренно благостное существование. Братья с упоением пинают мячик в местной любительской футбольной команде, мама увлеченно болеет у кромки поля, а добродушный тренер под молчаливое одобрение подопечных лазает по ночам к маме в спальню. Конфликт до поры до времени намечен еле заметной, пунктирной линией: идеалистически настроенный Даниэль искренне верит в свое с братом будущее на футбольном поле — плечом к плечу, вместе навсегда. Тем более что мечты его, в общем, небеспочвенны: у братьев имеется заманчивое предложение — шанс, который случается раз в жизни, — прийти в назначенный день и показать себя отборщикам, формирующим профессиональную футбольную команду Каракаса. Хулио, между тем, брата и футбол, конечно, любит, но в будущем себе отказывает. Мечты мечтами, а деньги надо зарабатывать, поэтому Хулио промышляет какими-то околокриминальными делишками вместе с бандой вооруженных, но в целом довольно доброжелательно настроенных охламонов. Этому хрупкому равновесию приходит конец, когда Даниэль становится свидетелем того, как один из друзей Хулио случайным глупым выстрелом убивает их мать. Впереди по-прежнему маячит отборочный матч, и Даниэль решает ничего не говорить брату, понимая, что, сказав, наверняка превратит Хулио в убийцу и тогда уж точно — конец всем мечтам.

Картина Марселя Раскина в лучших традициях латиноамериканских телепроизведений (и потому несколько пугающим образом) начинается с крика новорожденного подкидыша, и далее некоторые сюжетные повороты, а также чрезвычайно экспрессивная манера как изложения, так и общения персонажей нет-нет, да напомнит о тех самых пресловутых традициях. С другой стороны, тут уже и не разберешься — то ли это специфические национальные реалии диктуют специфическую экспрессивность художественного решения, то ли сама богатая сериальная традиция трансформирует под себя окружающую реальность. В данном случае эта экспрессия к тому же приобретает какие-то дополнительные интонации: «Брат» хоть и является в общем и целом фильмом «про любовь», но рассказывает о наиболее редко представленной на экране ее разновидности — любви братской. Эту не самую популярную тему Раскин раскрывает с подкупающей самозабвенностью и невиданным напором. Камера Хесуса Сантьяго, кажется, находится в постоянном, безостановочном движении, выписывая на экране немыслимые фигуры, исполненные, к счастью, не в эстетике окончательно вышедшей в тираж «дрожащей картинки», а вполне классическим почерком. Также в строку к разговору о специфической латиноамериканской экспрессии — ощущение постоянного движения оставляет после себя фильм, наполовину состоящий из разговоров и наполовину из футбола и неумелого махания кулаками и огнестрельным оружием.

Некоторая «разряженность» драматургии, скорее всего, результат авторского недосмотра, а не выверенного расчета, неожиданным образом идет фильму на пользу. Простенький сюжет, где главным оказывается моральный выбор, который неокрепший характером юный герой должен сделать между исполнением мечты и сохранением семьи, постоянно буксует, спотыкается, возвращается на несколько шагов назад, пытается отступить куда-то в сторону. Так что вплоть до самого финала кажется совсем неочевидным, к чему в конце концов ведут авторы. Сами собой напрашиваются тут пара-тройка возможных исходов, но самый-самый «последний» финал оказывается неожиданным — настолько, что совсем уж разуверившиеся в волшебной силе хэппи энда зрители могут трактовать его как фантазию одного из персонажей.

Каркас, на котором закреплена вся сюжетная конструкция, можно определить, перефразировав тэг-лайн из одного известного голливудского фильма: «Никаких игр — только спорт». В фильме Раскина этот принцип соблюден с точностью до наоборот: иллюзорно абстрактные дилеммы автор решает на предельно материальном уровне, на футбольном поле, а герои все более или менее важные вопросы решают путем простеньких дихотомий: играть — не играть, забивать гол или не забивать. Надо отдать Раскину должное, приемом он не злоупотребляет, используя спортивные эпизоды, как говорится, редко, но метко. По-крупному — всего-то два раза. В первом случае — как дуэль характеров между братьями, во втором — в качестве полновесной кульминации, когда на кону уже без всяких натяжек и преувеличений судьба человека, да не единственного.

В том, с каким завидным, почти что юношеским максимализмом в сюжет вброшены старые добрые моральные сентенции, с опорой на такие трогательные драматургические конструкции, как «игра не на жизнь, а на смерть», очевидно, заключается значительная часть обаяния картины Раскина (если вынести за скобки отменно снятые эпизоды игры в футбол, что, как известно, в кино большая редкость). И тот же самый неподдельный юношеский задор, с которым авторы рассказывают экранную историю, определяет и основной посыл, довольно неожиданный для современного кинематографа, перенасыщенного сентенциями о необходимости идти, бежать, ползти за своей мечтой до победного конца. Изящно игнорируя ту часть реальности, где правят бал заветы Дейла Карнеги и его коллег, финал «Брата» указывает принципиально противоположное направление: иногда приходится отказаться от заветного желания, чтобы сохранить более важные вещи. Старомодная и, чего уж там, крайне непопулярная позиция — казалось бы, странная для молодого режиссера, в некоторые моменты заметно злоупотребляющего ультракоротким монтажом. Впрочем, практика показывает, что искусство — возможно, единственная сфера жизнедеятельности, где подобные контрасты и непоследовательность вызывают положительные эмоции.