Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0

Strict Standards: Only variables should be assigned by reference in /home/user2805/public_html/templates/kinoart/lib/framework/helper.cache.php on line 28
Ванюша. Сценарий - Искусство кино

Ванюша. Сценарий

Конец лета. Вечер. Наташа с ключами в руках входит в подъезд, поднимается по лестнице. Коля следует за ней. Он продолжает разговор.

«Русская дорога». Фото Ирины Стин, Анатолия Фирсова
«Русская дорога». Фото Ирины Стин, Анатолия Фирсова

К о л я. ...На самом деле там не очень жарко, то есть жарко, конечно, но жара не чувствуется, потому что сухо, это в Москве при такой температуре кончиться можно.

Н а т а ш а. Уговорил. (Оборачивается на ходу, смотрит смеющимися глазами.) Почти. Еще немного надо постараться.

Он берет ее за руку, привлекает к себе, целует. Они останавливаются посередине марша.

Женщина спускается вниз и обходит их, держась ближе к стене.

Наташа мягко высвобождается из его объятий.

Н а т а ш а. Опоздаем.

Он вновь привлекает ее к себе.

К о л я. Не опоздаем.

Н а т а ш а. А давай, вообще не пойдем? Ну его к черту.

К о л я. Ты с ума сошла, я триста баксов выложил.

Н а т а ш а. Тогда отпусти.

Он отпускает руки. Поднимается рядом с ней. Заглядывает в лицо.

К о л я. Ты красивая, Наташка.

Н а т а ш а. Щас глаза подведу, губы подмажу, на каблуки встану и буду еще краше.

К о л я. Краше я не вынесу, я тебя и так ревную ко всем.

Наташа довольно усмехается.

Поднявшись на площадку, она останавливается у почтовых ящиков. Сквозь дырочки в дверце одного из ящиков что-то белеет. Наташа открывает ящик, вынимает конверт.

К о л я. В век Интернета только налоговая инспекция письма по почте присылает. Или суд.

Наташа его не слышит. Читает адрес. Встревоженно, торопливо вскрывает письмо.

К о л я. Что?

Наташа не отвечает, читает.

К о л я. Что-то случилось? От кого это?

Наташа опускает руку с письмом, растерянно смотрит на Колю. Передает ему письмо и вызывает лифт. Коля начинает читать письмо. Приходит лифт.

Они поднимаются в лифте. Коля дочитывает письмо и растерянно смотрит на Наташу.

Наташа отворяет дверь, стремительно входит в квартиру, Коля — за ней. Наташа швыряет сумочку на диван. Раскрывает шкаф, выдергивает вещи из стопки одежды. Торопливо начинает переодеваться.

Н а т а ш а. Позвони на Казанский, узнай насчет поезда.

Переодевшись в джинсы, футболку, кроссовки, она вынимает из шкафа дорожную сумку, запихивает в нее белье, свитер. Коля в это время говорит по телефону.

К о л я. Девушка, скажите, пожалуйста, когда ближайший поезд... (Наташе.) Какой поезд?

Н а т а ш а. Любой. Чтобы в Кондаково останавливался.

К о л я. Чтобы в Кондаково останавливался. Так. Так. Спасибо. А билеты? Понял. Спасибо.

Кладет трубку и смотрит на Наташу. Она уже готова. И сумка висит на плече.

Они выбегают из подъезда, ловят машину...

...Едут. Сидят на заднем сиденье. Молчат. Смотрят на дорогу. Машина застревает в пробке. Наташа глядит на часы.

К о л я. Сколько ей лет?

Наташа задумывается, потом отвечает.

Н а т а ш а. Не знаю.

К о л я. Давно ты ее видела?

Н а т а ш а. Лет десять назад. На каникулы приезжала. Но мы переписывались... В мае было от нее письмо. Что все нормально, яблони цветут, наверное, яблок много будет в этом году.

К о л я. А кто такой Ванюша?

Н а т а ш а. Не знаю. Она о нем не писала никогда.

К о л я. Судя по почерку, мальчик какой-то.

Дорога забита машинами, и шофер сворачивает в боковую улочку. Смотрит в салонное зеркальце на своих примолкших пассажиров.

Коля вынимает из кармана и рассматривает красивые, в стиле модерн, билеты.

Н а т а ш а. Плакали твои триста баксов.

К о л я. При чем тут баксы? Я на сегодня большие планы строил.

Смотрит долгим взглядом на Наташу. Разрывает билеты. Наташа улыбается. Берет его за руку, гладит его пальцы.

Н а т а ш а. Не переживай.

Ночь. Вокзал. Зал ожидания. Спят

в креслах пассажиры. Бомж идет, выискивает свободное место. Пробирается к нему, усаживается. Женщина напротив подтягивает сумки поближе к себе. Оказавшийся рядом с бомжем пассажир поднимается и уходит. Наташа сидит через проход от бомжа, в некотором отдалении, ее сумка — на сиденье рядом.

Наташа вынимает из кармашка сумки уже измятое письмо, разворачивает. Письмо написано ровным, крупным детским почерком, без ошибок и помарок. Оканчивается оно так: «...Осталось мне недолго, силы уходят, Ванюша пишет с моих слов, он мне во всем помогает. Если не застанешь, он скажет обо мне.

Со слов бабы Паши написал Иван Солдатов«.

К Наташе подходит Коля. В его руках дымятся два пластиковых стаканчика с горячим чаем. Наташа чувствует, что он подошел, поднимает голову. Сворачивает письмо, прячет в кармашек сумки, убирает сумку с сиденья, и Коля садится на освободившееся место. Передает Наташе один стаканчик. Они осторожно, боясь обжечься, пьют чай.

Н а т а ш а. Телеграмму дал?

К о л я. Да. (Смотрит на Наташу.) А кроме тебя, у нее нет родственников?

Н а т а ш а. Есть какие-то, а может, и нет уже. Скорее всего, нет.

К о л я. А чья она мать?

Н а т а ш а. Дедушкина. Вообще, у нее пятеро детей было, но она всех пережила.

Их голоса заглушает машина, моющая пол. Машина идет медленно, оставляя за собой влажный след. Она уходит, и звук ее становится глуше.

Н а т а ш а. О господи! Я же с хозяйкой завтра должна встретиться. Деньги ей отдать за квартиру.

К о л я. Я могу с ней встретиться. Только вечером.

Н а т а ш а. Это было бы здорово, она ужасно мнительная насчет денег.

К о л я. Насчет денег все мнительные.

Н а т а ш а. Только не я.

К о л я. Ты вообще исключение из правил.

Н а т а ш а. Вот тебе ключ. (Передает ему ключ.) Деньги у меня лежат в Эдгаре По. Ну что ты смотришь на меня? Писатель есть такой, Эдгар По. Видел, где у меня книжки стоят?

К о л я. Видел. И что писатель такой есть, я в курсе. Просто почему-то все интеллигентные люди хранят свои сбережения в книгах. Это забавно.

Н а т а ш а. А говоришь, что я — исключение из правил.

К о л я. Ты — исключение из других правил.

Берет ключ и прячет в карман. Бомж с блаженной улыбкой смотрит на них. О чем они говорят, он не слышит, просто любуется молодыми, явно увлеченными друг другом людьми.

К о л я. Слушай, Наташка, а не будет большим преступлением, если я поживу пока у тебя, а то у нас горячей воды нет, и вообще слишком много народу понаехало, и сестренка со своими гаммами... Я и Эдгара По тревожить не буду, из своих заплачу.

Н а т а ш а. Да живи, ради бога, если хозяйка согласится.

К о л я. Я ее обаяю.

Н а т а ш а. Не сомневаюсь. Кстати, я тебе зубную щетку купила.

В шкафчике в ванной посмотри.

К о л я. Спасибо.

Н а т а ш а. На здоровье.

К о л я. А почему ты мне решила зубную щетку купить?

Н а т а ш а. Потому что не люблю, когда моей пользуются.

К о л я. Наташка! (Обнимает ее.) Давай, когда ты вернешься, жить вместе.

Она смотрит на него удивленно.

К о л я. Ты против?

Н а т а ш а. Не знаю. Со мной трудно вместе. Во-первых, я не люблю готовить.

К о л я. Это не страшно.

Н а т а ш а. Во-вторых... Я боюсь, что мы все испортим.

К о л я. Ну хорошо, не будем торопиться, для начала съездим в Черногорию...

Н а т а ш а. Погоди...

Прислушивается к объявлению.

Г о л о с д и к т о р а. Поезд «Москва — Томск»...

Они и еще несколько пассажиров поднимаются, Коля закидывает на плечо ее сумку. Направляются из зала ожидания. Бомж с прилипшей к лицу блаженной улыбкой тащится вслед за ними.

Они идут по платформе вдоль поезда. Вагон далеко от хвоста, так что они выходят из-под вокзальной крыши и оказываются под ночным небом. Идут тихо, не разговаривают, поглядывая на вагонные окна, на небо, на огни впереди, там, где платформы обрываются.

Наташа предъявляет билет проводнику, и они с Колей входят в вагон.

Коля поднимает полку в купе, Наташа ставит сумку в багажный ящик под полкой. Садятся. Коля оглядывает тесное, полутемное купе. Включает боковой свет. Задвигает и раздвигает занавески. На платформе за окном маячит темная фигура бомжа. Коля и Наташа сидят молча. Пауза затягивается.

Н а т а ш а. Давай прощаться.

Коля смотрит на часы.

К о л я. Еще двадцать минут до отправления.

Н а т а ш а. Ну и что? И мы будем сидеть, как дураки, эти двадцать минут? Что эти двадцать минут решают?

К о л я (поднимается). Как хочешь.

Н а т а ш а. Не обижайся. (Тоже поднимается, и они выходят из купе.) Я не люблю долгих прощаний.

Они прижимаются к стене, давая проход пассажирам с багажом. Пробираются к выходу...

Ненадолго останавливаются на платформе у вагона. Коля берет Наташу за подбородок, всматривается в ее лицо.

К о л я. Приезжай скорей.

Н а т а ш а. Пустые слова. Не от меня зависит, понимаешь прекрасно.

К о л я. С тобой действительно трудно.

Он целует ее. Наташа обхватывает его шею. Отстраняется, отталкивает.

Н а т а ш а. Иди.

Смотрит, как Коля идет по платформе. Он оборачивается, машет ей рукой. И уходит. Но она окликает его.

Н а т а ш а. Коля!

Он снова оборачивается, останавливается.

Н а т а ш а. Положи мне деньги на мобильный!

К о л я. Хорошо!

Он вновь машет ей рукой и уходит.

Бомж топчется на платформе. Смотрит на Наташу с блаженной улыбкой. Наташа возвращается в вагон.

В купе входит женщина с сумкой.

Ж е н щ и н а. Здравствуй.

Н а т а ш а. Здравствуйте.

Женщина достает несколько свертков, кладет их на стол. Сумку запихивает под свое сиденье. Садится, разворачивает свертки, в них — колбаса, хлеб, сыр, огурцы. Женщина отрезает помаленьку то одного, то другого и ест. Смотрит на Наташу.

Ж е н щ и н а. Хочешь?

Н а т а ш а. Нет, спасибо.

Поезд трогается. Медленно, почти незаметно.

Бомж на платформе с тревогой наблюдает за тем, как силуэт Наташи за окном начинает от него отдаляться. Бомж идет за окном, за Наташей.

Наташа приникает к окну и видит платформу и идущего по ней бомжа. Бомж смотрит на нее, улыбается и машет ей рукой. Поезд ускоряется, и бомж исчезает за окном.

На столе в купе чисто. Кульки с остатками еды аккуратно лежат у окна. Женщина спит, укрывшись белой простыней, и похрапывает во сне. Наташа снимает матрац с верхней полки, разворачивает, стелет себе постель.

Звонит мобильный. Наташа торопливо выходит из купе в коридор вагона, осторожно прикрывает за собой дверь. Отвечает по мобильному.

Н а т а ш а. Привет, Колька...

Я тоже. Давай завтра поболтаем, сейчас спать хочется... Я тебе сама позвоню... Целую.

Она смотрит в черноту за окном.

Наташа просыпается. Утро. Напротив нее в купе сидят мужчина и вчерашняя женщина с веером карт. Мужчина — у самого окна, женщина у края стола. Мужчина кладет карту на стол.

Дверь откатывается, входит проводник с двумя стаканами чая. Женщина покрывает карту мужчины (они играют в подкидного дурака). Проводник ставит стаканы.

Н а т а ш а. И мне принесите чай. Пожалуйста.

М у ж ч и н а (Наташе). С добрым утром!

Н а т а ш а. С добрым утром.

Проводник уходит.

Ж е н щ и н а (Наташе). Ты когда выходишь?

Н а т а ш а. Вечером. В десять тридцать пять по расписанию.

Ж е н щ и н а (мужчине). Вот

и займете ее место.

М у ж ч и н а (Наташе). Я наверху не могу — страх высоты.

Звонит мобильный. Наташа вынимает его из кармана куртки, которая висит на крючке в изголовье.

Н а т а ш а. Привет. Нормально. Плиту не забыл выключить? Я надеюсь. Краны закрыл? Конечно, волнуюсь. И за тебя тоже.

Мужчина прислушивается к разговору, женщина ждет, когда он покроет ее карту.

Закончив разговор, Наташа встает, идет к двери, откатывает ее, набирая номер на мобильном. Мужчина возвращается к игре, смотрит на карты в своей руке, пытается заглянуть в карты женщины, но та прячет их за спину.

Наташа идет по коридору, говорит на ходу по мобильному.

Н а т а ш а. Аня! Ты где сейчас? Не ври, пожалуйста, я прекрасно слышу, что ты в автобусе, водитель объявляет остановку, тебе еще десять минут до работы ехать. Это мило, что ты просишь прощения, но это уже вошло в привычку — опаздывать. Тебе не кажется? (Останавливается в конце коридора, у окна.) Если сорвешь сегодняшний заказ, я буду настаивать на твоем увольнении. Всего хорошего.

Она отключает телефон. Слышит покашливание, оборачивается. Мужчина из купе неслышно подошел к ней. Смотрит на ее рассерженное раскрасневшееся лицо.

М у ж ч и н а. Вам чай принесли.

Н а т а ш а. Спасибо.

М у ж ч и н а. У меня конфеты есть к чаю.

Н а т а ш а. Я не всякие ем конфеты.

Наташа направляется к купе, мужчина — за ней.

М у ж ч и н а. А мне кажется, они все одинаковые, сладкие и сладкие.

Н а т а ш а. Всех-то вы не пробовали, я думаю.

М у ж ч и н а. А какие вы любите? Я бы попробовал, какие вы любите. Как они называются?

Скрываются в купе.

Женщина сидит за столиком в купе. Кульки развернуты, она ужинает. Мужчина возле нее разгадывает кроссворд. Вписывает слово. Смотрит на Натащу. Наташа читает книгу.

Мужчина смотрит на ее лицо долгим взглядом. Женщина этот взгляд замечает и усмехается. Мужчина, уловив ее усмешку, углубляется в кроссворд. Откатывается зеркальная дверь, и входит проводник.

П р о в о д н и к (Наташе). Вы в Кондакове выходите?

Н а т а ш а. Да.

Проводник передает ей билет.

П р о в о д н и к. Подготовьтесь заранее, стоянка короткая, две минуты.

Ж е н щ и н а (проводнику). Мы без опоздания идем?

П р о в о д н и к. Поезд следует по расписанию. Чай, кофе не желаете?

Ж е н щ и н а. Нет, спасибо, на ночь не пью, не усну.

Проводник уходит. Наташа, сложив билет пополам, кладет его в книгу вместо закладки. Встает, собирает белье, сворачивает матрац, поднимает полку. Мужчина вскакивает, помогает взвалить на верхнюю полку матрац, вытащить из багажного ящика Наташину сумку.

Поезд замедляет ход. За окном вагонной двери темно, ни огонька.

В тамбуре у двери стоит проводник, за ним — Наташа и мужчина с ее сумкой. Они молчат, как будто подавленные полной темнотой за окном. Громко стучат колеса. Поезд идет все тише.

М у ж ч и н а. Вас кто-то встречает?

Н а т а ш а. Да.

М у ж ч и н а. Кто, если не секрет?

Н а т а ш а. Не знаю. (Насмешливо смотрит на озадаченного мужчину.) Хотя, нет, имя знаю. Ванюша.

Поезд останавливается, и они замолкают. Смотрят, как проводник отворяет дверь (за ней — ни огонька), поднимает тяжелую крышку над ступенями, откидывает ее к двери, протирает поручень, сходит.

Держась за поручень, спрыгивает с высокой ступеньки на платформу мужчина. Ставит Наташину сумку на землю, помогает Наташе сойти.

Наташа растерянно оглядывается. На платформе вдали горит одинокий фонарь.

М у ж ч и н а. Что-то не видно вашего Ванюши.

Н а т а ш а. А это точно Кондаково?

П р о в о д н и к. Точно.

Они стоят втроем и оглядывают пустую темную платформу с одиноким дальним фонарем.

М у ж ч и н а. Пойдемте обратно в вагон, встретить вас не встретили, чего вы тут будете ночью одна, здесь небось волки ходят, пойдемте (под-

хватывает ее сумку) в ресторане поужинаем, я приглашаю, поболтаем...

Поезд медленно трогается. Проводник взбирается по ступеням. Наташа берет из рук мужчины свою сумку. Некоторое время он медлит и растерянно смотрит на Наташу.

П р о в о д н и к (из тихо уходящего вагона). Я сейчас дверь закрою.

М у ж ч и н а (Наташе). Берегите себя.

Он нагоняет вагон, ухватившись за поручень, взбирается на нижнюю ступеньку. Выгнувшись, смотрит на оставшуюся на платформе Наташу. Но уже не видит — темно.

Поезд уходит. Поезда нет.

В темноте слышны шаги. Это Наташа входит в круг фонарного света. Асфальт платформы растрескался, из трещин растет трава. Ветер шумит в не видимых отсюда деревьях. Зябко, Наташа ежится в легкой куртке. В небе мерцают звезды. Наташе слышится какой-то шорох.

Н а т а ш а. Эй! (Идет на шорох. Выходит из светового круга и останавливается. Спрашивает в темноту.) Ванюша? (Возвращается к свету. Вынимает мобильный, набирает номер.) Привет, Колька. Как приятно слышать твой голос. Стою на платформе и не знаю, что делать. Не встретил. Ты точно отправил телеграмму? Ума не приложу. (Прислушивается.) Погоди. (Выходит из света в темноту. Оглядывается. Делает несколько шагов. Что-то хрустит под ногами. Наташа замирает. Стоит в тишине.) Ладно, Коль, я тебе перезвоню. Да ничего, не так страшно. У меня трубка в руке, как будто я тебя за руку держу, вот и не страшно.

С трубкой в руке Наташа стоит в световом круге. Все тихо. Наташа смотрит в темноту. Оглядывается.

На краю светового круга стоит человек. Коренастый, крепкий. Лицо его кажется темным, грубым.

В а н ю ш а. Вы Наташа?

Н а т а ш а. Да.

В а н ю ш а. А я Ванюша. Простите, что опоздал, у меня часы встали.

Он подходит, берет Наташину сумку, идет. Наташа направляется следом. На ходу вызывает Колю.

Н а т а ш а (в трубку тихо). Да, все нормально... Какой мальчик, что ты... Да нет, вроде трезвый.

Она спотыкается, сходя с платформы.

В а н ю ш а (оборачивается, голос низкий, простуженный). Осторожней.

Н а т а ш а (в трубку). Ладно, Коль, пока, я тебе после перезвоню.

Наташа прячет телефон в карман.

У платформы стоит телега, в телегу запряжена лошадь, под дугой у лошади светится прикрученный проволокой фонарик.

Фонарик покачивается. Он освещает не столько дорогу, сколько лошадиный круп. Но лошадь, видимо, и так знает путь. Наташа сидит в телеге, на чем-то вроде скамейки — доски, прибитой поперек. Перед ней — спина возницы.

Подступают темные деревья, расходятся. В небе помаргивают звезды. Возница оборачивается, лица его не видно в темноте.

В а н ю ш а. Не замерзли?

Н а т а ш а. Ничего.

В а н ю ш а. Там телогрейка лежит.

Он отворачивается. Наташа видит возле скамейки что-то темное, нащупывает. Накидывает на себя телогрейку.

Н а т а ш а. Спасибо.

Возница не откликается.

Они выезжают из леса и едут полем. Вдалеке видны огоньки. Мерцают, затем начинают отдаляться — Ванюша берет в сторону, — потом вновь появляются с другой стороны. Приближаются.

Поздней ночью они въезжают в поселок. Улица не ярко, но все же освещена несколькими фонарями. Наташа с любопытством оглядывается.

В ночном неверном свете за заборами темнеют деревья, окна домов. Все тихо. Вдруг появляется дом со светящимся окошком. Наташа привстает, пытается рассмотреть, что там. Но за окошком задернута занавеска. К ограде у калитки этого дома прислонен велосипед, поблескивает спицами; бейсболка висит на руле.

Ванюша сворачивает в проулок. Телега задевает боком забор, низкий, шаткий. На скамейке у забора лежит забытая кем-то книга. Наташа пытается разобрать слова на обложке. «Том Сойер». Телега проезжает еще несколько метров. Ванюша останавливает лошадь, обращается к Наташе.

В а н ю ш а. Узнаете? Ваш дом.

Низенький штакетник, калитка. За калиткой дорожка ведет к крыльцу дома. В доме горит окошко. За штакетником — небольшой сад. Две старые яблони, вишня, кусты смородины. Цветут флоксы.

Н а т а ш а. Да. То есть... я не очень узнаю. Я ведь здесь давно была. Да и ночь все путает. (Скидывает телогрейку и спрыгивает с телеги.) Спасибо.

В а н ю ш а. Возьмите себе телогрейку.

Н а т а ш а. Зачем?

В а н ю ш а. Я сегодня прогноз слышал, похолодание обещают через неделю.

Н а т а ш а. Ничего, куплю себе куртку какую-нибудь.

В а н ю ш а. К чему деньги тратить?

Н а т а ш а. А на что они, если не тратить?

В а н ю ш а. Не знаю.

Н а т а ш а. Вот видите. (Берет сумку.) Спасибо большое за доставку, приходите в гости.

В а н ю ш а. Приду.

Голос у него низкий, лица, повернутого к Наташе, не видно, оно в тени.

Наташа подходит к калитке. Возница сидит неподвижно в своей телеге, смотрит на Наташу. Лошадь пощипывает траву на обочине.

Наташа нащупывает щеколду, отворяет калитку. Идет к крыльцу. Поглядывает на светящееся окошко. Занавески задвинуты неплотно, леска, на которой они укреплены, натянута низко, так что верхняя половина окна вся открыта и видно лампу под стеклянным абажуром и верхнюю часть буфета у противоположной стены.

Наташа поднимается по ступеням крыльца. Неуверенно поднимает руку, чтобы постучать в дверь.

В а н ю ш а (за кадром). Там открыто.

Наташа оборачивается. Все так же неподвижна фигура в неподвижной телеге. Лошадь обрывает траву. Тихо. Наташа толкает дверь, входит в дом бабы Паши.

На терраске полумрак, Наташа пробирается осторожно. На столе разложены зеленые помидоры. Пучки трав сушатся под низким потолком. Этажерка у стола заставлена старыми книгами. Наташа наклоняется, чтобы их рассмотреть.

Б а б а П а ш а (глухо, за кадром). Наташа?! Наташа, это ты?!

Наташа бежит в темный коридор, толкает невидимую в темноте дверь.

В комнате бабы Паши горит свет. На шестке свежепобеленной печки поет чайник. (Шесток — это чугунная плита в печи, под ней горит огонь, если его разожгли, а на ней обычно стоят кастрюли с каким-нибудь варевом.) На столе у окна стоят чашки и сахарница, блюдо накрыто салфеткой. В углу бурчит холодильник. Баба Паша сидит на постели на высоко поднятых подушках и взволнованно улыбается Наташе.

Наташа бросается к ней, та обхватывает ее голову сухими морщинистыми руками, целует. Раз, другой, третий.

Б а б а П а ш а (рассматривает лицо Наташи). Не узнать, не узнать. Совсем взрослая. Красавица.

Н а т а ш а. А ты как? Как себя чувствуешь?

Б а б а П а ш а. Более или менее. (Отпускает Наташу, поправляет на голове платок.) Я встаю, ты не думай. Из дому, конечно, не выхожу, но по нужде встаю, ничего, и умыться встаю. Я и сейчас встану.

Н а т а ш а. Нет-нет, что ты.

Б а б а П а ш а. А чаю с тобой попить...

Н а т а ш а. И попьешь.

Но баба Паша откидывает одеяло, спускает с постели ноги. Наташа помогает ей надеть тапки, накинуть халат и перебраться на стул, который как раз стоит между постелью и столом.

Наташа отгибает занавеску. Загораживается рукой от света. Видит, что Ванюшина телега все еще стоит на улице за оградой.

Н а т а ш а. Он так и будет там стоять, караулить?

Б а б а П а ш а. Кто? Ванюша? Где он? Зови его, зови скорей. С тобой постеснялся войти.

Наташа выходит на крыльцо. Но никого уже нет за оградой.

Наташа сходит с крыльца, подходит к калитке. Оглядывает улицу. Никого. Уехал Ванюша. Наташа вынимает из кармана мобильный. Вызывает Колю. Но связь не работает. Вдруг слышится издалека какая-то старая песня, женский голос ее поет. Спрятав мобильный, Наташа отходит от калитки к дому под этот слабо доносящийся голос. Она возвращается в дом.

Наташа снимает салфетку с блюда. На нем лежит нарезанный хлеб.

Б а б а П а ш а. Открывай холодильник.

Наташа открывает холодильник. Он полон. Баночки, свертки.

Б а б а П а ш а. Масло на верхней полке. Колбаса там же, в глубине. Сгущенка внизу.

Наташа достает колбасу, масло, сгущенку.

Б а б а П а ш а. Икру достань. Сыр.

Наташа разглядывает банку.

Н а т а ш а. Черная! Ничего себе!

Б а б а П а ш а. Это всё Ванюша — для тебя старался, я ему говорила, что ты любишь. Мне-то много не надо, хлеба кусок да чаю глоток.

Н а т а ш а. Я надеюсь, он не на свои деньги для меня старался?

Б а б а П а ш а. Думаю, что и своих добавил. Он шкатулку мещерскую на рынок возил продавать, чтоб денег выручить.

Н а т а ш а. Этого только не хватало.

Б а б а П а ш а. Я ему рассказывала про тебя, так что он тебя как живую знает. Очень ждал, когда при-

едешь, хотел поглядеть. За телеграммой каждый день в Липово лошадь гонял.

Н а т а ш а. А на автобусе нельзя было сгонять?

Б а б а П а ш а. Какие теперь автобусы?

Наташа вынимает банку с прозрачным вареньем.

Б а б а П а ш а. Прошлогоднее.

Я еще варила. Для тебя берегла. Ты винцо там посмотри, на полу возле буфета. Ванюша взял на свой вкус.

Наташа разливает чай в синие кобальтовые чашки. Бабкина чашка с отбитым краем. Стол заставлен тарелками с закуской. Наташа разглядывает бутылку. Ввинчивает штопор, вытягивает пробку.

Н а т а ш а. Вина выпьешь со мной?

Б а б а П а ш а. Капельку надо.

За встречу.

Наташа разливает вино.

Б а б а П а ш а (останавливает ее). Хорош, хорош.

Они чокаются. Баба Паша запрокидывает голову, разом выпивая свою каплю. Наташа намазывает белый хлеб маслом, икрой, протягивает бутерброд бабке. Но та качает головой.

Б а б а П а ш а. Я просто хлебушек возьму, даже без масла. Так пожую, с чаем.

Она раскраснелась, вынула носовой платок, отерла пот с лица.

Н а т а ш а. Неловко получается. Ванюша этот всего накупил, а сам удрал, ничего даже не попробовал.

Б а б а П а ш а. Не волнуйся, придет еще. Ему ж любопытно на тебя посмотреть, какая ты стала. (Смотрит на Наташу, любуется.) Как ты на отца похожа, жаль, так он тебя и не увидал.

Н а т а ш а. Может, сейчас видит.

Б а б а П а ш а. Ежели есть тот свет, то, конечно. Наверное, смотрит сейчас на нас. (Настороженно глядит в верхнюю, темную половину окна.) Мать твоя как? Вышла замуж? Или беззаконно живет?

Н а т а ш а. Сейчас так принято.

Б а б а П а ш а. И ты туда же.

Н а т а ш а. Я тоже так живу.

Б а б а П а ш а. С кем это, интересно?

Наташа улыбается.

Б а б а П а ш а. Рассказывай. Что за человек, сколько лет, кем работает, когда я прапрабабкой стану?

Н а т а ш а. Насчет детей я еще не думала, слишком долгосрочный проект. Да и насчет Коли не загадываю. Он ко мне переехать хочет, вот и поглядим, как сложится.

Б а б а П а ш а. Коля, значит. Коля-Николай, сиди дома, не гуляй. Фотографию хотя бы прислала.

Н а т а ш а. Погоди.

Наташа встает, идет к своей куртке, которая висит на вешалке возле двери, вынимает из кармана мобильный. Подсаживается к бабке и показывает снимки из мобильного.

Коля за столиком летнего кафе. Коля загорает на песчаном берегу. Коля в обнимку с Наташей у подножия какого-то памятника. Баба Паша осторожно берет из рук Наташи мобильный. Внимательно, придирчиво рассматривает кадр.

Н а т а ш а. Что, не нравится?

Б а б а П а ш а. Сколько ему лет?

Н а т а ш а. Двадцать три.

Б а б а П а ш а. Всего-навсего, а уже живот округлил. Кем работает?

Н а т а ш а. Администратор базы данных.

Б а б а П а ш а. Ад-мини-стра-тор. Начальник, что ли?

Н а т а ш а. Вроде.

Б а б а П а ш а. Молод еще для начальства... Глаза мне его не нравятся.

Н а т а ш а. Да здесь и не видно глаз.

Б а б а П а ш а. То-то, что не видно. Какого цвета глаза?

Н а т а ш а. Синие. Голубые.

Б а б а П а ш а. Не люблю я голубые глаза у мужчин. Вот у Ванюши хорошие глаза, карие.

Н а т а ш а (отбирая у бабки мобильный). Меня вполне голубые устраивают.

Б а б а П а ш а. И почему он к тебе переезжает, а не ты к нему?

Н а т а ш а. У них семь человек в двухкомнатной квартире.

Б а б а П а ш а. А ты снимаешь, между прочим, квартиру.

Н а т а ш а. Вот и буду в два раза меньше платить.

Б а б а П а ш а. А я думала, совсем не будешь платить.

Н а т а ш а. Не люблю за чужой счет жить.

Наташа просматривает снимки с Колей. Улыбается. Баба Паша следит за ней ревниво.

Б а б а П а ш а. Давай мои фото-графии смотреть, старинные. Помнишь, где лежат? Ничего, наверное, не помнишь.

Н а т а ш а (отключая мобильный). Обижаешь.

Наташа под взглядом бабки направляется к буфету. Отворяет широкую нижнюю дверцу, выдвигает правый ящик. Здесь лежат письма, документы, старый флакон от духов, катушка ниток, связка ключей, спицы и большой, пузатый, в потертом тисненом переплете альбом фотографий.

Наташа вытягивает тяжелый альбом. Видит за ним маленькую, с палец, куклу. Это пупс в платьице.

Н а т а ш а. Ой, это же мой!

Я в него играла, я помню. (Разглядывает.) Губы ему красным фломастером красила. С ума сойти. С Катькой Деревянко подралась из-за него, помнишь?

Б а б а П а ш а (кивает). Еще бы не помнить. Две недели с фингалом ходила под глазом. Руки бы этой Катьке оторвать!

Н а т а ш а. Где она сейчас?

Б а б а П а ш а. Не знаю. Люди говорили, что в Америке, но я не знаю.

Наташа осторожно кладет пупса на место, положив, гладит его пальцем по желтому личику. Возвращается к бабке.

Они сидят у раскрытого на столе альбома. Смотрят на черно-белые снимки в полукруглых вырезах на картонной странице. На них — мужчина в шляпе.

Б а б а П а ш а. Это твоего отца двоюродный брат, Сережа, на пятнадцать примерно лет его старше был. Он учителем в школе работал, ты его должна помнить.

Н а т а ш а. Я помню.

Б а б а П а ш а. Хороший был мужик, непьющий. Твой отец выпивал, конечно, но в меру. Давай дальше.

Наташа переворачивает страницу.

Б а б а П а ш а. Дальше.

Наташа переворачивает очередную страницу. Здесь несколько фотографий. Баба Паша указывает на фотографию смеющейся девушки.

Б а б а П а ш а. Погляди на нее. Смеется. Сережа ей два раза предложение делал, а она взяла и выскочила за инженера и укатила с ним куда-то в Среднюю Азию, шельма. Сережа с горя и женился на этой Вальке. Точнее, она его на себе женила. Угрюмая Валька была. А эта девка веселая, песни пела. Может, и сейчас поет, только уже не в Средней Азии, оттуда все русские-то уехали.

Н а т а ш а. Не все.

Б а б а П а ш а. Ты еще спорить будешь. (Указывает на фотографию.) А это — я. Тоже девчонкой была. Тянучку ем, конфеты такие. Я их обожала. В перемену к школе лотошник приходил, и мы бежали к нему за тянучками, монетки несли в кулачках.

Наташа переворачивает страницу. Берет в руки фотографию маленького мальчика, она не вложена в пазы.

Б а б а П а ш а. Твой папка. Правда, на девочку похож? Личико нежное.

Н а т а ш а. Можно я ее себе возьму? На память.

Б а б а П а ш а. Скоро все твои будут.

Наташа смотрит удивленно.

Б а б а П а ш а. До осени я не дотяну. Н а т а ш а. Что за глупости.

Б а б а П а ш а. Помоги.

Наташа помогает бабке перебраться на кровать. Укрывает ее. Садится на край.

Н а т а ш а. Просто ты устала сегодня, меня ждала, переволновалась. Отдохнешь, выспишься, бегать еще будешь.

Она целует бабку. Та поднимает сухую руку и гладит Наташу по голове.

Верхний свет в комнате погашен. Горит на столе лампа, накрытая полотенцем, чтобы свет не падал на спящее бабкино лицо. Посуда со стола убрана. Наташа под светом лампы разглядывает фотографии в старом альбоме. У печки расставлена и уже застелена раскладушка.

Баба Паша спит. Наташа разглядывает фотографию. Смотрит на нее — девочку на снимке, с тянучкой за щекой. Смотрит на нее — старую, спящую.

Наташа просыпается, открывает глаза. В комнате солнечно. Слышен птичий щебет. Баба Паша спит. Наташа встает со скрипучей раскладушки. Одевается. Нечаянно сдвигает стул, замирает. Баба Паша не слышит, спит. Наташа приближается к ней, прислушивается к ее дыханию.

Продолжает одеваться.

На цыпочках выходит из комнаты, плотно закрывает за собой дверь.

Включает в коридоре свет.

Коридор освещает голая лампочка на витом шнуре. В углу, за дверью в чулан, висит рукомойник, справа на гвозде — цинковое корыто.

Наташа входит в чулан. Крохотное, в две ладони величиной, окошко приоткрыто и, чтобы не болталось, прикручено проволокой к гвоздю. В чулане — газовая плита с красным газовым баллоном. На полках — пустые банки, затканные паутиной. На стене старательно написанный холст, потемневший, облагороженный временем: в цветущем саду — семья: мужчина, женщина, девочка-подросток.

Наташа снимает со скамейки пустое ведро...

Сходит с ведром с крыльца. Идет по дорожке к калитке. Дорожка заросла травой, и сад зарос, одичал. Но светит солнце, поют птицы, цветут флоксы. В разросшейся малине краснеют поздние ягоды.

Наташа останавливается, осторожно, чтобы не поцарапаться, выбирает ягоду, кладет в рот.

Она выходит с ведром на дорогу, тоже заросшую, — едва пробита в траве тропка. Идет к колонке и вдруг останавливается. Тишина стоит. Ни звяка, ни человеческого голоса. Только птицы.

Наташа подходит к невысокому, полусгнившему забору чьего-то дома. За ним такой же, как у бабки, одичавший сад. Серая ворона садится на ветку, вспугивает воробьев. Яблоко падает. И Наташа видит, что яблок множество валяется в траве, никто их не собирает. Окна в доме темны, пусты. Из трубы на крыше растет тоненькое деревце, березка. Наташа отходит от забора. Она идет и слышит только свои шаги.

Сухая ветка хрустит под ногой. Наташа останавливается и слышит, что кто-то шуршит в бурьяне. Она смотрит испуганно.

Солнечно, птицы не умолкают. Вдруг из бурьяна прямо на Наташу выскакивает рыжая кошка. Наташа, вскрикнув, отпрыгивает. Кошка скрывается в щели забора, в одичавшем саду. По движению травы видно, где она бежит, но саму кошку трава скрывает.

Наташа направляется к колонке и вдруг замечает в проулке машину. Сворачивает, подходит. Машина, очевидно, стоит здесь давным-давно. Проржавела. Сухие листья и ветки лежат на крыше. Но грязные окошки целы. Наташа заглядывает в салон.

Салон пуст, лишь на приборном щитке лежит, как сторож, пластмассовая собака и как будто смотрит на Наташу черными глазами. Наташа отступает от машины. В проулке также глухо и безлюдно. Наташа оглядывается.

Н а т а ш а. Эй, люди!

Ворона ей отвечает: каррр.

Наташа выходит из проулка и замечает чей-то велосипед, который она уже видела ночью из телеги. Она подходит к велосипеду и понимает, что и он стоит здесь давным-давно, проржавел, потемнел. И бейсболка на его руле вся выгорела, запылилась. Муравей ползет по ней. Наташа нажимает на рычажок звонка.

Но вместо звона выходит скрежет. Наташа отходит от велосипеда. Идет к лавке.

«Тома Сойера» нет на лавке.

В траве валяется фантик. Наташа его поднимает. Фантик от мятного леденца. Наташа скатывает фантик в тугой шарик и швыряет в бурьян. Качается потревоженный стебель крапивы.

Наташа подходит к колонке. Вешает на крючок ведро, железный звук отчетливо раздается в воздухе. Наташа оглядывается.

Колонка находится на возвышении, видны крыши домов уходящей в низину улицы. Над трубой дальнего дома поднимается дымок, и это успокаивает Наташу. Она опускает рычаг, и вода с грохотом обрушивается в ведро.

Наташа ставит ведро на скамейку в чулане. Вода расплескивается. Наташа оглядывается в поисках тряпки. И видит синий огонь газовой горелки, а над огнем — чайник. Еще мокрый, непрогревшийся. Наташе то ли слышится, то ли кажется чей-то голос. Она выходит из чулана в коридор.

Дверь в комнату прикрыта неплотно, Наташа различает голоса...

Б а б а П а ш а (за кадром). А картошки где взял?

В а н ю ш а (за кадром голос, тонкий, мальчишеский, незнакомый). У Гаврилова.

Б а б а П а ш а (за кадром). У него хорошая картошка, крутая. И луку положил?

В а н ю ш а (за кадром). Конечно.

Б а б а П а ш а (за кадром). Молодец.

Наташа открывает дверь.

Баба Паша сидит в своей постели, спиной к высоко поднятым подушкам. На голове у нее повязан другой, не вчерашний платок. И кофта надета новая. Баба Паша празднично улыбается.

Навстречу Наташе встает со стула парень. Лет шестнадцати-восемнадцати. Смотрит на Наташу смущенно.

В а н ю ш а. Здравствуйте.

Н а т а ш а. Здравствуйте.

Наташа смотрит вопросительно. Парень совершенно теряется.

Б а б а П а ш а. Ванюша пирожков нам принес.

Н а т а ш а. Вас тоже Ванюшей зовут?

Ванюша оглядывается на бабку.

Б а б а П а ш а. Что значит «тоже»?

Н а т а ш а. Того мужика, который меня вчера встречал, разве не Ванюша звали?

Б а б а П а ш а. Ну ты даешь, Наташка! Это он тебя и встречал. Ванюша у нас один, других нету.

Н а т а ш а. О боже мой, простите, я вас вчера в темноте не разглядела, я думала вам лет сорок, да и голос у вас вчера был очень взрослый.

Парень краснеет.

В а н ю ш а. У меня вчера горло болело, а сегодня отошло.

Б а б а П а ш а. Там чайник кипит. Сходи, Ванюша.

Ванюша скрывается за дверью.

Б а б а П а ш а. Ты его не обижай.

Н а т а ш а. Не собираюсь.

Б а б а П а ш а. Он хороший парень.

Н а т а ш а. Я поняла.

Б а б а П а ш а. Стесняется.

Н а т а ш а. Я заметила.

Б а б а П а ш а (шепотом). Понравилась ты ему.

Дверь открывается и входит

Ванюша с дымящимся чайником. Ставит его на шесток. Трогает шесток.

В а н ю ш а. Еще теплый. Сегодня на ночь опять протоплю. Холодные ночи все-таки. (Направляется к двери.) До свидания.

Б а б а П а ш а. Куда это ты направился? Ну-ка марш к столу! Наташа, скажи ему!

Ванюша растерянно смотрит на Наташу.

Н а т а ш а (легонько подталкивая его к столу). Садитесь-садитесь.

Наташа заваривает чай. Ванюша наблюдает. Она вынимает чашки из буфета и ставит их на стол. На столе — бумажный кулек. Наташа его разворачивает. Там пирожки.

Н а т а ш а (выкладывая пирожки на блюдо). Ваша мама пекла?

В а н ю ш а. Мамы у меня нету. (По-детски доверчиво смотрит на Наташу.) На самом деле есть, но она меня не признает.

Н а т а ш а. Кто же пироги пек?

В а н ю ш а. Я и пек. Прасковьи Сергеевны рецепт.

Б а б а П а ш а. Да, это я ему рецепт открыла. С секретом рецепт.

Сама уже не спеку, отпеклась, так пусть он.

У бабки под рукой, на табурете, чашка с чаем, тарелка с пирожком, розетка с вареньем. Баба Паша на-блюдает за сидящими за столом Ванюшей и Наташей.

Наташа берет пирожок, пробует. Ванюша ждет, что она скажет.

Н а т а ш а. Вкусно. Я вообще обожаю с картошкой пирожки. (Обращается к бабке.) Действительно, прямо как ты пекла.

Б а б а П а ш а. Он молодец.

Он все схватывает.

Наташа ест пирожок, пьет чай, а Ванюша теребит ложку на столе, на чай свой не смотрит, а на Наташу.

Б а б а П а ш а. Ты где пек?

У Лампии?

В а н ю ш а. У нее.

Б а б а П а ш а. У нее хорошо печка печет, ровно.

Н а т а ш а. Кто это — Лампия?

Б а б а П а ш а. Лампия Яковлевна. Она в прошлом году умерла.

В аптеке раньше работала. А сама никаких лекарств не признавала, травами лечилась. Она Ванюше много про травы рассказала.

Н а т а ш а. Я когда за водой ходила, видела, дым из печки шел в дальнем доме.

Б а б а П а ш а. Это и есть Лампии дом.

Н а т а ш а (Ванюше). Так вы там живете?

В а н ю ш а (смущаясь). Нет, там я травы сушу на чердаке или пироги пеку, когда охота, а так я у Михайловых сейчас живу.

Б а б а П а ш а. У Михайловых хороший дом, большой. Ты их должна помнить. Петр Николаевич на заводе работал мастером, а жена его Дарья никогда при нем не работала и по дому не делала ничего. Он с работы придет и щи варит или стирает в выходной.

Ванюша слушает бабку зачарованно. И баба Паша, начав говорить Наташе, продолжает уже для Ванюши, обращается к нему, только в его глаза глядит.

Н а т а ш а. Я помню. У них на площади дом, возле магазина.

Б а б а П а ш а. Точно.

Ванюша переводит глаза на Наташу и снова становится, как смущенный мальчик. Н а т а ш а. И как они поживают?

Б а б а П а ш а. Наверное, хорошо. В райских-то кущах.

Наташа смотрит непонимающе. Потом до нее доходит.

Н а т а ш а. Они что, умерли?

Б а б а П а ш а. Три года назад.

В а н ю ш а. Три с половиною.

Б а б а П а ш а. Три с половиною, раз он говорит.

Н а т а ш а. Что это у вас, кого не хватишься, все умерли?

Ванюша с бабкой молчат, переглядываются.

Б а б а П а ш а. Так ведь они и в самом деле все умерли. Во всем поселке сейчас только мы втроем живые люди.

Наташа переводит глаза с бабки на Ванюшу, с Ванюши на бабку.

Б а б а П а ш а. Завод закрыли пятнадцать лет как. Молодежь разъехалась, одни старики остались век доживать. Вот я к осени помру, и никого уже не будет, и дома все сгниют потихоньку, и только лес здесь будет стоять на нашем месте, и звери будут бегать.

Н а т а ш а (после паузы, ошеломленная). Так вот почему я Коле не могу дозвониться. (Ванюше.) Мобильный здесь не ловит.

В а н ю ш а. Ловит. Только не везде.

Стол чист, убран. Баба Паша лежит в своей постели. Она не спит, глаза открыты. Тикают в пустой комнате часы. Баба Паша смотрит, как бежит секундная стрелка. Задремывает.

Ванюша с Наташей идут по безлюдной утренней улице поселка. Он сунул руки в карманы, пинает камешки. Вдруг спрашивает:

В а н ю ш а. Коля — это кто?

Н а т а ш а. Друг.

В а н ю ш а. Ясно. Бойфренд.

Н а т а ш а. Можно и так сказать.

По обе стороны дороги — одноэтажные дома с участками. Все запущенные, заброшенные. В одном из домов разбито пыльное окно, видны пожелтевшая занавеска и засохшие в горшках цветы. На острой штакетине забора висит банка, пыль и дожди разрисовали ее.

Н а т а ш а (оглядываясь). У меня такое чувство, что я археолог и откопала город, в котором три тысячи лет назад жили люди. Я вижу посуду, из которой они ели, я нахожу машину, на которой кто-то из них ездил, в шкафах в их домах осталась одежда, которую они носили... Я даже их лица могу увидеть на фотографиях. Но кто были эти люди? Чем они жили? Что с ними происходило? Никто уже не скажет.

Дорогу преграждает рухнувший столетний тополь. Его верхушка продавила сарай на чьем-то огороде.

В а н ю ш а (помогая Наташе перебраться через ствол). На прошлой неделе ветер был сильный. Здесь тополь повалился, и на Гоголя, и крышу снесло у Лаврентьевых, я поправлял.

Н а т а ш а. Зачем?

В а н ю ш а. Жалко.

Н а т а ш а. Все равно все развалится.

Они доходят до угла улицы.

И Наташа вдруг останавливается.

Н а т а ш а. Насколько я помню, за этим поворотом был клуб. Двухэтажный, с колоннами, очень красивый, мы туда кино бегали смотреть. Перед клубом даже фонтан стоял, правда, не работал. Я зимой провалилась в этот фонтан, его снегом засыпало. Прямо вижу и этот клуб, и как народ топчется на крыльце, у кассы.

Она оглядывается на Ванюшу. Затем осторожными шагами, как будто боясь спугнуть видение, заходит за угол. И застывает. Ванюша глядит на ее растерянно застывшую фигуру. Подходит.

За углом на месте клуба — выжженное место, пепелище, уже давнее, заросшее. Среди зарослей — множество высоких розовых цветов, которые часто растут на пожарищах. Наташа потрясенно смотрит на пустошь. Подходит к ней ближе. Пробирается к тому, что раньше было фонтаном. Ванюша — за ней. Наташа нечаянно цепляется рукавом за притаившийся в зарослях железный штырь от щита, на котором раньше клеили афиши. Рукав разрывается.

Н а т а ш а. Черт! (Снимает куртку, разглядывает рукав.) Всё, пропала вещь.

Ванюша берет у нее из рук куртку, рассматривает.

В а н ю ш а. Почему пропала? Зашить можно.

Н а т а ш а. Да как тут зашьешь! Все видно будет. Выкиньте ее.

Ванюша куртку не выкидывает, аккуратно складывает. Держит сверток и смотрит на Наташу.

Н а т а ш а. Выбросьте. Она мне не нужна больше.

В а н ю ш а. Мне пригодится.

Наташа тянется к розовому цветку.

В а н ю ш а (неожиданно резко). Не троньте! От них голова болит.

Наташина рука останавливается.

Улица становится шире. Одноэтажные домишки расступаются, появляется что-то вроде площади, когда-то заасфальтированной. Асфальт растрескался под напором травы. На площади — каменное двухэтажное здание с табличкой «Школа». Магазин с вывеской «Гастрономия».

Н а т а ш а (глядя на школу). Слава богу, хоть она на месте. (Оборачивается к Ванюше.) Я здесь училась. Один год. В пятом классе. Мать на Север рванула деньги зарабатывать, а меня к бабе Паше пристроила.

В а н ю ш а. Я знаю. Мне баба Паша рассказывала.

Наташа подходит к школе. Гладит выщербленную штукатурку. На ней начертано: «Ленка...» Конец фразы обвалился. Видна кирпичная кладка.

Ухватившись за карниз, Наташа заглядывает в темное окно. Оглядывается на Ванюшу. Говорит взволнованно.

Н а т а ш а. Вот здесь я сидела, прямо за этим окошком.

В а н ю ш а. Первый ряд от окна, третья парта.

Наташа смотрит на него удивленно.

Н а т а ш а. Все-то вы знаете, молодой человек.

В а н ю ш а. Ваша парта до сих пор стоит. Хотите, зайдем, посмотрим?

Н а т а ш а. Чего-то не хочется. Все равно что в склеп. И потом, что я там найду, как ты думаешь? Все те же черепки и осколки? Хорошо, если не черепа. Ничего, что я тебя на «ты» назвала?

В а н ю ш а. Конечно.

Н а т а ш а. И ты меня на «ты» зови, если хочешь.

В а н ю ш а. Если получится.

Наташа идет вдоль школьного здания, Ванюша следом.

Н а т а ш а. Весной сняли зимние рамы, и стало все слышно, что на улице. Сидишь на уроке и слышишь, как пацан несется на мопеде. Или как женщина кричит подруге через дорогу: «Валя-я-я!» Будто с весной все звуки проснулись. И так сладко на душе. (Она оглядывается на Ванюшу и сталкивается с его пристальным взглядом.) Ты чего так смотришь?

В а н ю ш а. Как?

Н а т а ш а. Будто съесть меня хочешь. Ты не людоед часом?

Глаза Ванюши становятся растерянными.

В а н ю ш а (с ее курткой в обнимку). Мне просто слушать интересно. Простите, пожалуйста.

Н а т а ш а. Ты тоже в этой школе учился?

В а н ю ш а. Нет. Я в другом городе жил. Я...

Наташа смотрит на часы.

Н а т а ш а. Извини. Я хочу успеть до обеда.

Они проходят площадь и поднимаются идущей в гору улочкой. Здесь дома были снесены и начата стройка, вырыт котлован, вбиты бетонные сваи. В котловане стоит вода, уже заболоченная, квакают лягушки.

В а н ю ш а. Девятиэтажку хотели строить.

Н а т а ш а. Туда бы весь поселок уместился.

В а н ю ш а. Так завод хотели расширять. Узловую станцию думали переносить.

Они стоят на взгорке и с него видят весь поселок: и брошенный завод с разбитыми в цехах стеклами, с замершим краном, с узкоколейкой, и площадь со школой и магазином, с постаментом без памятника возле поссовета, и лучи улиц, расходящиеся от площади, искривляющиеся, обрывающиеся.И заросшее кладбище — кресты едва различаются — по другую сторону взгорка.

Н а т а ш а. Здесь?

В а н ю ш а. Да.

Наташа достает мобильный. Сигнал есть.

В а н ю ш а. У меня тоже есть мобильный. Мне Степан Григорьевич оставил. Только мне звонить некому.

Он смотрит на Наташу и не двигается с места.

Н а т а ш а. Прости, ради бога, но я бы хотела без свидетелей.

В а н ю ш а. А вы обратно дорогу найдете?

Н а т а ш а. Не беспокойся.

В а н ю ш а. Я вас на площади подожду.

Н а т а ш а. Не стоит.

В а н ю ш а. Ладно, как скажете. Я пошел?

Н а т а ш а. Иди-иди.

Она смотрит, как он скатывается вниз по взгорку. Вдруг телефон звонит в ее руке.

Н а т а ш а. Коля! Как хорошо! Ты не представляешь, здесь сигнал не везде ловится, а людей вообще нет, просто мертвый поселок... Бабка, я и Ванюша. Очень странный парень. Вначале я думала, ему лет сорок. Очень странный. Хотя, если б не он, бабка давно бы пропала... Лет семнадцать, я думаю... Да нет, он безобидный. Трогательный даже, пирожки принес к завтраку, сам напек... Ты ревнуешь? Это смешно.

И глупо. А мне здесь не до глупостей... Она встает, но только в туалет, а так — лежит... Где ж тут врача взять? Даже автобусы не ходят... Не знаю, подумаю... Ты как? Потоп еще не устроил? Я тебе забыла сказать, чтобы ты цветы поливал через день... Умница.

Она видит, как на площади появляется Ванюша, как он по-хозяйски открывает магазин и входит.

Н а т а ш а (продолжая разговор по телефону, смеется чему-то услышанному). Что ты говоришь! Вот дура, я всегда знала, что она дура, но чтобы настолько... Нет, Колюнчик, пока никак нельзя. Отгулы у меня еще есть, если что, оформят отпуск...

Я тоже соскучилась. И по тебе, и вообще по Москве. Я бы сейчас с удовольствием среди людей потолкалась. Как там погода?.. А здесь ясно...

Ванюша выходит из магазина. Скрывается в зарослях чьего-то сада, переступив доски рухнувшего забора.

Н а т а ш а (Коле по телефону). Пока, милый. Я тебе вечером позвоню... Часов в семь-восемь, до темноты, короче... Нет, фонари горят, но не везде... Не знаю. Ванюша, наверное, следит за электричеством. Он здесь за всем следит... Хорошо... Обещаю. Сегодня же. Целую. (Набирает телефонный номер.) Привет. Как дела? Заказ оформили?.. Стоп, там надо было форму изменить, я же предупреждала...

Наташа спускается со взгорка. Замечает, что среди травы что-то поблескивает. Подходит. Поднимает часы. Браслет сломан, стекло треснуло, но часы идут. Наташа слушает их «тик-так» и оставляет часы на том же месте.

Она входит на площадь. Возле магазина замечает бывшую автобусную остановку. Еще сохранилось расписание. И даже можно разобрать цифры на доске: 9.35 11.07...

У поссовета — Доска почета. Наташа разглядывает фотографии передовиков — те, что еще держатся, не отклеились. Одной из женщин на снимке пририсованы усы. Вдруг прямо под взглядом Наташи фотография начинает опадать. Наташа вскрикивает.

Фотография отлетает, планирует на землю. Наташа поднимает снимок, пытается вернуть его на место. Снимок, конечно, не удерживается. Наташа не знает, что с ним делать. Замечает торчащий из доски гвоздь. Насаживает снимок на него. Снимок покачивается.

Наташа поднимается на крыльцо магазина. Толкает дверь. Дверь приоткрывается. За ней — полумрак.

Магазин разделен на две части: продуктовую и галантерейную.

В витринах пусто, хотя в одной еще тлеет свет. На полках несколько консервных банок. На дне ящика за прилавком — конфеты, карамель.

Наташа сворачивает в галантерею. Пуговицы, нитки, расчески — в одной из витрин. Наташа входит в отдел верхней одежды. Он почти пуст, лишь несколько старомодных пальто на вешалках. Стоят резиновые сапоги. И симпатичные босоножки на высокой шпильке. Наташа оглядывается. Берет босоножку, примеривает. Босоножка ей впору. Наташа надевает вторую. И идет, поглядывая на себя в зеркало. Босоножки звонко стучат по каменному полу. На их стук отзывается звоном пирамида фарфоровых чашек. Наташа останавливается. Разворачивается и возвращается к своим кроссовкам, ступая как можно тише. Ставит босоножки на место.

Наташа, уже в своих кроссовках, заходит в подсобку. Там на вешалке висит шерстяная кофта, локоть подштопан. На столе стоят кружки и жестянка.

Наташа открывает жестянку — чай. На подоконнике зарешеченного окна притулился допотопный электрический чайник. Наташа за-крывает жестянку и выходит из подсобки...

Сворачивает с площади в улочку. Идет мимо дома с повалившимся забором. И вдруг останавливается. Она слышит голоса из дома. Женский смех. Молодой, грудной голос.

Наташа переступает гнилые доски. Обходит яблоню.

Разросшийся смородиновый куст скрывает Наташу от дома. Она отщипывает черную ягоду, кладет ее в рот и наблюдает за открытым настежь окном, из которого и доносятся голоса. Там спорят. Но вдруг голоса обрываются на полуслове. И настает тишина. Наташа огибает смородину. Подходит к окну и слышит такой звук, как будто ложкой задели о чашку. И тут же вновь возникают голоса. Наташа отступает, ветка хрустит под ногой. В оконном проеме появляется Ванюша.

Н а т а ш а. Привет. Ты с кем?

В а н ю ш а. Один.

Н а т а ш а. А кто с тобой говорил?

Наташа оглядывается. На столе — телевизор со снятой панелью. Работает, но изображения не дает, только звук, голоса, слышанные Наташей из сада. Рядом лежат инструменты.

На том месте, где у бабки буфет, — стеллажи с книгами.

В этом доме есть и вторая комната, смежная с первой, дверь в нее прикрыта.

Н а т а ш а. Что там?

Ванюша распахивает дверь, и Наташа заглядывает.

Спальня. Высокая железная кровать с горкой подушек под тюлем стоит вдоль стены. На кровати сидит плюшевый медведь в детском, смешном на нем, чепце. Лежит на кровати аккуратно сложенная Наташина куртка. Напротив двери стоит шифоньер. В его зеркале Наташа видит свое отражение.

Н а т а ш а. Это здесь Михайловы жили?

В а н ю ш а. Да.

Н а т а ш а. Я ведь бывала у них, но совершенно не помню обстановку, помню только, что у площади дом. Я с их внучкой Надей в одном классе училась.

Наташа возвращается в первую комнату. Разглядывает книги на стеллажах.

Н а т а ш а. Это кто из них такой книгочей был?

В а н ю ш а. Надя и была.

Н а т а ш а. Она что, тоже умерла?

В а н ю ш а. Да нет, уехала просто, а книги не взяла с собой. Дед их читал вечерами. Зимой печку растопит, сядет вот в это кресло, очки наденет, начнет читать и уснет, а супруга его телевизор смотрит.

Н а т а ш а. Все-то ты знаешь.

В а н ю ш а. Из писем. Я их в шкафу нашел, в шкатулке.

Наташа вынимает одну из книг, рассматривает. Оборачивается к Ванюше.

Н а т а ш а. Скажи, пожалуйста, я могу эту книгу взять почитать?

В а н ю ш а. Конечно!

Наташа подходит к Ванюше.

Н а т а ш а. Можно тебя снять на мобильный?

В а н ю ш а (смущаясь). Зачем?

Н а т а ш а. Коля мой хочет тебя увидеть.

В а н ю ш а. Погодите!

Ванюша убегает в соседнюю комнату, прикрывает за собой дверь. Чем-то там грохочет, шуршит. Наташа кладет выбранную книгу на стол. Настраивает мобильный.

Распахивается дверь, и появляется Ванюша. Он гладко причесан.

В свежей рубашке.

Ванюша стоит у книжных полок. Наташа наводит на него «окошко» мобильного.

Н а т а ш а. Это что на тебе за рубашка?

В а н ю ш а (мгновенно начиная расстегивать верхние пуговицы). Вам не нравится?

Н а т а ш а. Нравится, нравится. (Руки Ванюши останавливаются.) Чуть-чуть она тебе великовата, но это не важно.

В а н ю ш а. Это Михайлова рубашка. Почти новая. Вообще-то я не люблю новые вещи, в них души нет.

Н а т а ш а. Улыбнись.

Ванюша застенчиво улыбается.

Наташа фотографирует его. Подходит к нему, показывает, что получилось. Ванюша смотрит и улыбается так же застенчиво, как на снимке.

Н а т а ш а. Слушай, а тебе не страшно здесь одному? Бабку мою я не считаю.

В а н ю ш а. Одному как раз не страшно. Обидеть некому. Я когда из детдома вышел, много обиды видел. Жить негде было.

Н а т а ш а. Вам же дают квартиры.

В а н ю ш а. Где-то, может, и дают, но я не знаю где. Я мыкался, мыкался, поехал мать искать, мне в роддоме нянечка подсказала. Нашел, а она говорит: «Ничего не знаю, не рожала я тебя». Квартира у нее хорошая, трехкомнатная, муж красивый, дети красивые, куда мне.

Я опять мыкался, болел долго, потом набрел на это место. Тут и остался. На мой век хватит. В одном доме поживу, надоест — в другой переберусь.

Н а т а ш а. Письма чужие почитываешь.

В а н ю ш а. Мне интересно, что за люди тут жили.

Н а т а ш а. Но ведь так не может бесконечно продолжаться?

В а н ю ш а. Да, наверное.

Н а т а ш а. У тебя образование есть?

В а н ю ш а. Я школу закончил.

Н а т а ш а. Это я понимаю. Специальность у тебя есть?

В а н ю ш а. Я в телевизорах разбираюсь, в старых. Машину тоже могу починить.

Н а т а ш а. Это замечательно, но этого мало. Тебе надо в город перебраться, квартиру снять, с ровесниками общаться, с девушками. Была у тебя девушка?

Ванюша молчит. Опускает глаза.

Н а т а ш а. Извини, я, кажется, не в свое дело лезу. (Дотрагивается до его плеча.) Прости.

Ванюша поднимает глаза. Вдруг улыбается.

В а н ю ш а. Вы не бойтесь, я не пропаду.

Н а т а ш а (смутившись). Я и не боюсь.

В темном телевизоре что-то рокочет. Наташа смотрит на часы.

Н а т а ш а. Баба Паша меня заждалась.

Наташа срывает в огороде укроп, лук. Выкапывает картошку, морковь. Грядки аккуратные, ухоженные.

В чулане Наташа чистит картошку, моет зелень. Режет.

Варит в кастрюле на плите суп.

Кормит бабку с ложечки. Покормив, встает и замечает темное пятно на потолке. Баба Паша следит за ее взглядом.

Б а б а П а ш а. Ливень был в конце июля, и протекло. Все забываю сказать Ванюше, чтоб посмотрел крышу.

Н а т а ш а (иронически). И чтоб мы делали без Ванюши?

Наташа моет посуду. Баба Паша задремывает.

Наташа включает свет в темном коридоре. Берет лестницу в углу за умывальником, приставляет ее к чердачному люку. Взбирается на несколько перекладин. Лестница чуть съезжает. Наташа спускается, подкладывает под лестницу половик.

Осторожно поднимается.

Люк открывается со скрежетом. Летит пыль, Наташа зажмуривается. Откидывает внутрь крышку. Заглядывает на чердак. Спускается.

Вновь поднимается по лестнице, с молотком, свертком толя, коробом с гвоздями, изолентой, ножом, деревянными планками...

Закидывает все на чердак. Взбирается сама. Оглядывается.

Пыль золотится в солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели. Валяется на чердаке старая мебель. Кресло с отломанным подлокотником. Колченогий стол. Старый радиоприемник — внушительный ящик с деревянным корпусом и стеклянной панелью, на которой указаны все столицы мира. Наташа пишет на пыльном лакированном корпусе: «Наташа». Вращает колесико, стрелка за стеклянной шкалой перемещается.

Наташа осматривает крышу, находит брешь. Подтаскивает кресло, взбирается на него, но до бреши не дотягивается. Оглядывается, ищет что-то подходящее. Видит довольно большой, вроде сундука, фанерный ящик.

Подходит к ящику, пробует сдвинуть, но ящик слишком тяжел. Наташа откидывает крышку. В ящике полно хлама. Наташа вынимает старую шляпку. Заштопанные рукавицы. Фотоаппарат «Зенит». Наташа отвинчивает крышку и смотрит в объектив. На брешь в крыше. Откладывает фотоаппарат к люку. Возвращается к ящику. Копается в нем. И вытягивает детские коньки-снегурки на белых, потрескавшихся ботиночках. Наташа счастливо рассматривает коньки, подышав на лезвия, протирает их рукавицей. Откладывает коньки подальше, к люку. Все остальное просто выгребает из ящика охапками. Сдвигает опустевший ящик под брешь.

Стоя на ящике, Наташа закрепляет толь изолентой, прибивает деревянными планками. Она опускает молоток, но стук — не прекращается. Наташа изумленно прислушивается. Стучат на крыше.

Очень осторожно Наташа спускается с ящика. Перехватив молоток поудобнее, подбирается к слуховому оконцу. Выглядывает. Но виден только край крыши. Вдруг прямо перед Наташиным лицом пролетает что-то черное, большое. И — становится тихо.

Наташа осторожно спускается с лестницы. Связанные за шнурки снегурки висят у нее на плече. Фотоаппарат — на шее.

На скамейке под яблоней лежат коньки и фотоаппарат. Наташа наводит на них мобильный, снимает.

В доме Михайловых Ванюша копается в телевизоре. Соединяет проводки, паяет, меняет лампу.

Ванюша сдвигает рычажок и включает телевизор. На экране разгорается светлое пятно, из него появляется картинка.

Д и к т о р. Перейдем к новостям экономики.

Ванюша вращает колесико на боковой стенке корпуса, картинка делается четче.

Баба Паша осторожно садится на постели. Спускает ноги на пол. Берет со стула халат. Надевает. Снимает платок. Приглаживает волосы. Вновь повязывает платок. Берет палку, которая стоит за стулом у стены. Опираясь о палку, поднимается. Идет к двери.

Наташа слышит скрип ржавых железных петель. Это баба Паша открыла дверь в туалет. Наташа видит, как она медленно входит в туалет. Закрывает за собой дверь.

Наташа оглядывается и снимает на мобильный дом, старую яблоню... Бабку, уже возвращающуюся с клюкой к дому.

Наташа стоит на взгорке с мобильным. Отправляет Коле снимки: Ванюша, коньки-снегурки, фотоаппарат «Зенит», бабка, дом.

Вызывает Колю. Облака освещены заходящим солнцем. На улицах поселка едва заметно сгущаются сумерки.

Н а т а ш а. Ты где?.. Один? А что там за музыка играет?.. Что заказал? Вкусно?.. Как я тебе завидую, Колька!.. Вроде ничего, только слабая очень, в основном спит. Ты фотографии получил? Секунду назад отправила. (Она молчит, ждет, глядит на поселок; зажигаются несколько фонарей.) Да, это и есть Ванюша... Нет, конечно, не двенадцать, школу он точно окончил... Точно, точно, просто рубашка ему велика, и шея торчит по-детски. Мне его даже жалко стало, когда я его в этой рубашке увидела... Колька, ты дурак, ей-богу! Как можно к нему ревновать. Нет, он сирота. Мать жива, но от него отказалась... Ты можешь на другую тему перейти? (Наташа слушает, что говорит Коля, и лицо ее смягчается.) Это мои коньки. Я в них каталась. В пятом классе. И фотоаппарат мой, точнее, отца, но я тоже им снимала... Да, и проявляла, и закрепляла, и печатала, представь себе, в чулане...

Солнце заходит за дальний лес. Поселок погружается в ночную тень. Свет фонарей в темноте кажется ярче. Со стороны кладбища нет и фонарей — там уже темно совершенно.

Черно-белая телевизионная картинка: идет фильм про войну, сцена боя.

В а н ю ш а (внимательно глядя на экран). Вранье.

Ванюша оборачивается к бабке за подтверждением.

Б а б а П а ш а. Вранье.

Баба Паша сидит в своей постели, спина на подушках. Ванюша — возле нее на стуле. Телевизор, который чинил Ванюша и который сейчас они смотрят, стоит на буфете. Наташа у стола перемывает в тазике посуду и тоже поглядывает на экран.

Н а т а ш а. Что вранье?

В а н ю ш а. Да все. И оружия такого не было в сорок первом, и в атаку так люди не ходили. Лица были совершенно другие у людей.

Н а т а ш а. Тебе-то откуда знать?

В а н ю ш а. Мне дядя Саша про войну рассказывал. У них и ружья были не у каждого, и голодные они были, и стрелять не очень умели, и вообще не знали, что делать, когда обстрел. Убивали их страшно. Дядя Саша когда очнулся после боя и пополз, кругом мертвые лежали и тяжелораненые, стонали, плакал даже кто-то, один вцепился в дядю Сашу и не пускал. Я тогда думал, что так и не вырвусь; но он умер скоро, и я смог расцепить его пальцы.

Начав рассказывать от первого лица, от себя, Ванюша как будто входит в роль, преображается: лицо его темнеет от усталости, ложатся под глазами темные круги, губы пересыхают.

Наташа, наблюдая за ним, замирает с недомытой тарелкой в руках.

Н а т а ш а. Что значит «я»?

После Наташиного восклицания Ванюша приходит в себя, проводит рукой по лицу, и оно становится прежним, мальчишеским, смущенным.

В а н ю ш а. Я увлекся, простите.

Н а т а ш а. Тебе в театральный надо поступать, на актера.

В а н ю ш а. Зачем?

Н а т а ш а. Представляешь все очень натурально. Я даже как будто запах крови почувствовала.

В а н ю ш а. Да нет, я тут ни при чем, это дядя Саша.

Н а т а ш а. В смысле?

Не зная, как объяснить, Ванюша беспомощно смотрит на бабку.

Б а б а П а ш а. Он помнит то, что помнил дядя Саша. Во всех подробностях. Даже то, что дядя Саша не рассказывал.

Н а т а ш а. Не может быть.

Б а б а П а ш а. Он и мою жизнь помнит. Вот помру, ты его спросишь обо мне, и он тебе все расскажет.

Наташа изумленно смотрит на Ванюшу, он отводит глаза. Щеки его горят от смущения.

Б а б а П а ш а. Да и про тебя он рассказать может.

Н а т а ш а. Что?

Ванюша молчит, баба Паша кивает ему, подбадривая.

Н а т а ш а. Что ты можешь обо мне рассказать?

В а н ю ш а. Да ничего особенного... Даже не знаю... К примеру... Например, вы в пятом классе с бабой Пашей ходили в лес за земляникой.

Н а т а ш а. Было дело.

В а н ю ш а. Вы об этом сочинение написали, я читал.

Б а б а П а ш а (Наташе). Я храню твои тетрадки.

Н а т а ш а. Очень мило.

В а н ю ш а. Вы там с девочкой познакомились, ее Галей звали, она из города в лес пришла, с мамой со своей, и они вас с бабой Пашей в гости позвали, и вы были у них в гостях, чай пили с земляникой, и вам там очень понравился камешек, он у них в стенке лежал, за стеклом, прозрачный камень, круглый, вы на него смотрели и даже думали украсть, но, конечно, не украли.

Н а т а ш а. Как за земляникой ходили, помню; девочку Галю с ее мамой отлично помню; даже где они жили в городе, помню; и сочинение на тему «Как я провела лето» помню. Но вот камня не помню совершенно. Не было никакого камня.

В а н ю ш аБ а б а П а ш а. Три с половиною, раз он говорит.В а н ю ш а. А вы обратно дорогу найдете? . Был.

Н а т а ш а (бабке, решительно; поставив тарелку на стол). Где ты хранишь тетрадки?

Наташа открывает нижнюю дверцу буфета, выдвигает ящик (не тот, в котором альбом, а второй). Вынимает стопку перевязанных лентой тетрадок. Сдвигает в сторону посуду и таз с водой. Протирает столешницу. Кладет тетради. Берет первую по счету в стопке.

В а н ю ш а. Пятая тетрадь.

Наташа, не глядя на Ванюшу, отсчитывает пятую тетрадь. Раскрывает. «Как я провела лето. Мы с бабой Пашей ездили за земляникой. В лесу было хорошо...»

Наташа дочитывает сочинение до конца и закрывает тетрадку. Смотрит сердито на Ванюшу. Оценка за сочинение — 4+.

Н а т а ш а. Нету здесь никакого камня. Откуда ты вообще взял этот камень?

Ванюша смущенно молчит. Наташа так же сердито смотрит на бабу Пашу.

Н а т а ш а. Ты ему что-то о камне говорила?

Б а б а П а ш а. Господь с тобой. Как я могла сказать, чего не знаю? Это он сам догадался.

Н а т а ш а (Ванюше). Держал бы ты при себе свои догадки, друг ситный. Лично мне они не интересны.

Телевизор выключен. Ванюши уже нет. Наташа убирает вымытую и вытертую посуду в буфет — в верхнюю часть, за стеклянные дверцы. Баба Паша что-то шепчет, глядя на бумажную иконку, пришпиленную в углу, возле отрывного календаря за какой-то давний год. Крестится. Ложится поудобнее, закрывает глаза. Наташа включает настольную лампу, накрывает полотенцем и гасит верхний свет.

Б а б а П а ш а. Мне свет не мешает.

Н а т а ш а. Спи.

Б а б а П а ш а. Ты рассердилась, что ли?

Н а т а ш а. Нет. Спи. Спокойной ночи.

Наташа берет помойное ведро и выходит.

Она выходит с ведром за калитку, идет по тропинке, смотрит на звездное небо. Выплескивает помои в бурьян.

Возвращается и видит, что калитка, которую она оставила нараспашку, закрыта и заперта на щеколду. Наташа встревоженно оглядывается, видит скупо освещенную улицу. Слышит издалека жалостливую песню, ту же, что слышала в первый вечер. Осторожно отодвигает щеколду. Ведро звякает, и Наташа его придерживает. Она открывает калитку, входит, закрывает за собой. Тихо идет по тропинке, вглядываясь в полумрак сада. Видит там белое, неподвижное пятно. Замирает.

Пятно сдвигается. Наташа отступает на шаг.

В а н ю ш а. Наташа, не бойтесь. Это я.

Н а т а ш а. Что ты здесь делаешь?

В а н ю ш а (приближаясь). Вас жду.

Н а т а ш а. Зачем?

Он выходит к ней на тропинку.

В руках его сверток. Он протягивает его Наташе.

Н а т а ш а. Что это?

В а н ю ш а. Это вам. Не обижайтесь на меня, ладно? Пожалуйста.

Передав ей сверток, Ванюша идет по тропинке к калитке. Наташа оборачивается. Он уже закрывает за собой калитку и уходит. Исчезает.

Баба Паша спит. Наташа разворачивает сверток. В нем — ее куртка. Наташа садится под свет лампы, рассматривает когда-то порванный рукав. Он зашит так искусно, что шов едва различим.

Сияет солнце. Ванюша, голый до пояса, колет дрова у сараюшки возле бани.

Наташа видит его из окна. Смотрит, как раскалываются под тяжелым колуном поленья. Как напрягаются Ванюшины мускулы. Как замирает он, перед тем как обрушить колун. Наташа отходит от окна.

Она помогает бабке встать, надеть халат, туфли. Собирает с постели белье, сбрасывает на пол. Из сада доносятся звонкие удары колуна.

Наташа выводит бабку из дома. Дым подымается из трубы бани. Они идут к ней. Ванюша выходит из бани им навстречу. Придерживает дверь. Помогает Наташе — подхватывает бабку под вторую руку.

Б а б а П а ш а. Ты не очень жарко натопил?

В а н ю ш а. Как вы любите, баба Паша.

Б а б а П а ш а. Прошлый раз ты то же говорил, а было жарко.

Н а т а ш а (заводя ее в предбанник). Ничего, будет жарко, окошко откроем.

Б а б а П а ш а. Я сквозняков боюсь.

Наташа намыливает бабкину спину. Смывает пену водой из ковша. Баба Паша сидит на лавке. Наташа поливает ей голову, намыливает. У Наташи тело молодое, свежее, особенно по контрасту с телом старухи, с обвисшими ее грудями, со скрюченными, изработавшимися руками, пальцами. Баба Паша блаженно морщится под Наташиной мочалкой.

Н а т а ш а. Хорошо?

Б а б а П а ш а. Хорошо.

Н а т а ш а. То-то.

Она быстро намыливается сама, ополаскивается водой из тазика.

Наташа, держа бабку под руку, выводит ее из бани. Баба Паша в теплом платке поверх простого и в теплой кофте поверх халата щурится на солнце. Ванюша вешает на протянутую между яблонь веревку уже выстиранные бабкины простынь, пододеяльник, наволочку... На лавке стоит цинковое корыто с водой, в ней плавает сухой, с яблони упавший лист.

Б а б а П а ш а. Ванюша! Уже настирал, деточка.

В а н ю ш а. Да мне недолго!

Н а т а ш а. Я бы и сама выстирала!

В а н ю ш а. Я знаю. Я просто помочь хотел.

Б а б а П а ш а. И молодец.

В а н ю ш а. Я и чайник уже заварил.

Б а б а П а ш а. Вот и пойдем — выпьем чаю с вареньем.

Вдруг она покачивается, и Ванюша бросается на помощь Наташе, подхватывает бабку под другую руку. Ведут ее к дому.

Б а б а П а ш а. Голова закружилась. (Ванюше.) Жарко натопил.

Она совсем обмякает в их руках.

Наташа и Ванюша вносят бабку в дом. Укладывают ее в свежезастеленную постель. Баба Паша открывает глаза. Приподнимается, и Наташа устраивает ей под спину подушку.

Б а б а П а ш а. Отошло.

Н а т а ш а. Лучше стало?

Б а б а П а ш а. Это от жару голова закружилась.

В а н ю ш а (Наташе, которая смотрит на него укоризненно). Да ведь нельзя же совсем не топить?

Н а т а ш а (бабке, подсаживаясь на постель к изголовью). Я сегодня позвоню Коле, он наймет машину, приедет, и мы тебя увезем в Москву.

Б а б а П а ш а. Никуда я не поеду.

Н а т а ш а. Я в Москве врача вызову, лекарств куплю...

Б а б а П а ш а. Даже не думай! Здесь родилась, здесь и помру. Всё, кончен разговор.

Н а т а ш а. Рано еще помирать.

Б а б а П а ш а. Это не нам решать, рано или поздно, а срок пришел.

Н а т а ш а. Откуда ты знаешь? Может, у тебя давление просто скачет.

Б а б а П а ш а. Просто так ничего не скачет, а знаю от Ванюши.

К осени помру.

Наташа с изумлением смотрит на Ванюшу, который стоит в ногах бабкиной постели.

Н а т а ш а. Зачем ты ей голову морочишь, скажи, пожалуйста?

В а н ю ш а (краснея). Я не морочу.

Н а т а ш а. Сумасшедший. (Бабке.) Как ты себя чувствуешь?

Б а б а П а ш а. Чаю хочу. (Ванюше.) И апельсин хочу. Ты купи мне завтра в городе.

Н а т а ш а (обернувшись к Ванюше). Ты в город завтра собираешься?

По телевизору показывают старый детский мультфильм. Баба Паша смотрит его с умилением. Наташа тем временем перечитывает свое сочинение. «...Галя с мамой живут в красном доме за рынком. Из окна видна река. По ней плыл пароход...»

Баба Паша отрывается от мультфильма, смотрит на Наташу.

Н а т а ш а (подняв глаза на бабку). Как ты себя чувствуешь?

Б а б а П а ш а. Нормально.

Н а т а ш а. Ты все-таки подумай насчет Москвы.

Б а б а П а ш а. Отстань от меня со своей Москвой. Я сейчас об апельсинах думаю. Опять Ванюша кислые купит. Съездила бы ты с ним, выбрала мне сладких, он в них не понимает.

Н а т а ш а. Я думала, он во всем понимает.

Б а б а П а ш а. Съезди, деточка.

Н а т а ш а. Во-первых, я не хочу тебя одну оставлять.

Б а б а П а ш а. Ничего со мной не сделается за один день.

Н а т а ш а. Во-вторых, с ним не хочу ехать.

Б а б а П а ш а. Чего вдруг?

Н а т а ш а. Глупостей много говорит.

Б а б а П а ш а. А так хочется сладких апельсинов.

Баба Паша смотрит на Наташу. Наташа опускает глаза в тетрадь. Баба Паша отворачивается к стене. Наташа встает и выключает телевизор.

Б а б а П а ш а (лицом к стене). Опять кислых купит.

Н а т а ш а. Да я в них тоже не разбираюсь.

Б а б а П а ш а. Жалко мне его, один все время.

На рынке толпа. Шумно, пестро. Торгуют грибами, зеленой еще клюквой, картошкой, морковью, творогом, сметаной, яйцами, рыбой, бананами, яблоками... Кто-то придирчиво выбирает ягоды, кто-то пробует творог, переходя от одной торговки к другой.

Наташа выбирает апельсины. Торговка их взвешивает. Наташа, вынув один апельсин, передает пакет Ванюше, он кладет его в почти уже заполненную сумку.

Н а т а ш а (сдирая с апельсина кожуру). Будем надеяться, что не кислый.

Они выходят с рынка, жуя апельсин.

Н а т а ш а. Вроде ничего.

В а н ю ш а. Сладкий.

Н а т а ш а. Ей все равно кислым покажется.

Наташа останавливается, оглядывается и, взглянув на Ванюшу, направляется к желтому трехэтажному дому. Ванюша следует за ней.

Они подходят к подъезду. Во дворе носятся ребятишки. Из стоящей с распахнутыми дверцами машины ревет музыка.

Наташа подходит к центральному подъезду. Берется за ручку двери. Замечает, что штукатурка местами облупилась и за желтой виден предыдущий слой, красный. Взглянув на Ванюшу, Наташа открывает дверь и входит в подъезд.

Наташа и Ванюша поднимаются по лестнице.

За мутным окошком на лестничной площадке видна река. На площадку выходят три двери. Наташа переводит взгляд с одной на другую. Подходит к крайней правой, звонит. Слышны за дверью шаги. Загорается свет в глазке. Гаснет (очевидно, кто-то смотрит в глазок).

Г а л я (за кадром). Кого надо?

Н а т а ш а. Простите, я Галю ищу.

Замок поворачивается, дверь открывается, на пороге появляется молодая женщина с одутловатым лицом, в грязном халате.

Г а л я. И что?

Н а т а ш а. Вы Галя?

Г а л я. И что?

Н а т а ш а. Вы меня не помните?

Галина всматривается в Наташу.

Г а л я. А должна?

Н а т а ш а. Не знаю. Дело в том, что мы с вами мало были знакомы. Лет двенадцать назад, я тогда в пятом классе училась, мы с вами в лесу познакомились, вы там с мамой были, землянику собирали, а я — с бабушкой. Прабабушкой, вернее.

Г а л я. Не помню.

Н а т а ш а. Совсем не помните?

Г а л я. Абсолютно.

За ее спиной маячит подошедший во время разговора парень, выпивший и веселый. Он просовывает голову в дверной проем, подмигивает Наташе. Галя отпихивает его голову.

Н а т а ш а. А мама ваша жива?

Г а л я. Чего с ней сделается. Только дома ее нету, на даче обретается.

П а р е н ь (вновь просовывает голову). И это счастье. Для тех, кто понимает. (Подмигивает Ванюше.)

Г а л я (вновь его отпихивая). Иди к черту!

П а р е н ь (из прихожей). Ты бы позвала людей в квартиру.

Г а л я. Иди ты!

Н а т а ш а. Можно? На секундочку.

Она мгновенно пользуется предложением парня и проскальзывает в дом. Изумленная Галя едва успевает посторониться.

Наташа быстро проходит коридор, заглядывает в кухню, там на столе неубранная посуда, что-то булькает в огромной кастрюле на плите.

Наташа проходит в комнату. Окно глядит на реку. Работает телевизор, постель не убрана. Парень улыбается Наташе. Берет со стола сигарету, закуривает. Наташа оборачивается, подходит к старомодной стенке. За стеклянными дверцами стоят сервиз, фарфоровая статуэтка, лежат колечко и круглый прозрачный камень. Увидев его, Наташа столбенеет.

Г а л я (за кадром). И что?

Наташа оборачивается. Возле Гали стоит Ванюша и внимательно смотрит на Наташу. Раздается долгий, протяжный гудок. Наташа переводит взгляд за окно.

По реке идет прекрасный белый пароход.

В пивном баре низкие сводчатые потолки, полуподвальные окошки, дымно, но чисто, лампы тускло светят под потолком, гудят голоса. Официантка несет кружки пива на подносе. Две составляет на столик, за которым сидят Ванюша и Наташа.

И мчится к другому столику.

Наташа пробует пиво.

Н а т а ш а. Ничего.

Смотрит на Ванюшу. Тот задумчиво вращает по столу свою кружку.

Н а т а ш а. А ты что не пьешь?

Ванюша отпивает пиво. Наташа следит, как он глотает, как движется его кадык.

Н а т а ш а. Откуда ты знал про этот камень? Я о нем забыла, а ты знал.

В а н ю ш а. Но теперь вспомнили?

Н а т а ш а. Еще бы. После такой «очной ставки».

В а н ю ш а. Обманщиком меня называли.

Н а т а ш а. Беру свои слова обратно. И жду объяснения.

В а н ю ш а. Все просто. Я, когда читал ваше сочинение прошлой зимой, как будто сам все увидел — своими глазами. И лес, и квартиру. Всё. Даже то, что вы не написали. И о чем забыли. Очень просто.

Н а т а ш а. Проще некуда. А другого объяснения у тебя нет? Еще проще.

Ванюша отрицательно качает головой. Хочет что-то сказать, но у Наташи звонит мобильный.

Н а т а ш а (Ванюше). Извини. (Отворачивается, чтоб Ванюша не видел ее лицо.) Привет... Развлекаюсь я сегодня... Пиво пью... Не одна... Точно. Ты в своем репертуаре. Давай, мы на эту тему после поговорим... В районном центре. Три часа с гаком на лошадке... Нормально. Хоть на людей посмотрела, что они есть... Понятно, понятно... (Смотрит на Ванюшу.) Слушай, Коль, я тебе после позвоню, ладно?.. Нормально, я же сказала. Пока. Целую.

Заканчивает разговор и поднимает свою кружку.

Н а т а ш а. Ну, будем здоровы.

Они сдвигают кружки.

Кружки ополовинены. Наташа раскраснелась. Ванюша не сводит с нее глаз.

Н а т а ш а. Что?

В а н ю ш а. Можно спросить?

Н а т а ш а. Валяй. Может, и отвечу.

В а н ю ш а. Вы где с Колей по-

знакомились?

Н а т а ш а. Зачем тебе?

В а н ю ш а. Вы тогда про камень поймете.

Н а т а ш а. Ну, если про камень... У приятельницы моей на дне рождения мы познакомились. На ее дне рождения. Он ее двоюродный брат оказался. Он опоздал, его уже не ждали, сели за стол, и тут звонок в дверь, и я пошла открывать, я ближе всех к дверям сидела. Включила свет, открыла. Смотрю, стоит парень в очках и ничего не видит. Очки у него запотели с холода, зима была. Он порог переступил, снял очки и меня увидел. Сейчас-то он линзы носит...

Наташа увлекается воспоминанием и вдруг замечает, как зачарованно слушает ее Ванюша. Лицо его побледнело, зрачки расширились и не двигаются. Руки вцепились в столешницу.

Н а т а ш а. Что с тобой?

В а н ю ш а. Что? (Приходит в себя; руки его расслабляются.) Извините. Я заслушался. Я так представил хорошо и вас, и Колю, и как холодно было на улице. Градусов двадцать, да?

Н а т а ш а (смотрит на него пристально). Пожалуй.

В а н ю ш а. А дома тепло, очень тепло, даже жарко.

Н а т а ш а. Да.

В а н ю ш а. Коля ваш так замерз, что даже куртку не мог расстегнуть, пальцы не слушались, и вы ему помогли.

Н а т а ш а. Откуда ты знаешь?

В а н ю ш а. Вижу. Теперь, если я вашего Колю встречу, сразу узнаю.

Н а т а ш а. То есть получается, что ты по чьему-то воспоминанию видишь всю картину происшедшего, даже то видишь, что сам участник происшедшего забыл или не заметил?

В а н ю ш а. О чем я вам и толкую!

Н а т а ш а. Куртка какого цвета была на Коле, когда мы познакомились?

В а н ю ш а. Зеленого. Грязно-зеленого. Болотного.

Наташа потрясенно смотрит на Ванюшу. Он по-детски доволен произведенным эффектом.

Н а т а ш а. В цирке тебе надо выступать.

Наташа допивает свое пиво. Смотрит на людей в баре. Шумная компания сидит за одним из столиков. Парни, девушки. Одна из девушек садится парню на колени, ерошит ему волосы, парень обнимает ее за талию.

Д е в у ш к а. К морю хочу... Отвези меня к морю.

Компания смеется.

Наташа переводит взгляд на Ванюшу.

Н а т а ш а. А мы с Колькой ездили к морю. В Турцию. Жарко было.

Ванюша смотрит на Наташу пристально. Вдруг улыбается.

В а н ю ш а. Неправда, не ездили вы в Турцию.

Н а т а ш а. Я вру, что ли?

В а н ю ш а. Врете.

Н а т а ш а. Зачем мне врать?

В а н ю ш а. Проверить меня хотите, правда ли я вижу, что вы помните.

Наташа молчит, смотрит на Ванюшу. Компания смеется.

Подросток с воплем летит вниз по крутой улице на скейтборде. Пропустив его, Наташа и Ванюша переходят дорогу. Идут по улице. Сквозь арку Наташа видит двор, поросший зеленой травой. Женщина развешивает белье на веревке. Собачонка выскакивает из арки и облаивает Наташу и Ванюшу.

Наташа немного отстает от Ванюши и смотрит на него со стороны. Худенький мальчик, который тащит тяжелую сумку.

Ванюша оглядывается. Наташа его нагоняет.

Они обходят рынок, уже закрытый. Проходят мимо старинных торговых рядов; в них сейчас магазинчики, свет за витринами, редкие покупатели.

Подходят к огороженной автостоянке. На ней стоят несколько машин и телега с лошадью. Лошадь распряжена и привязана к ограде.

В картонной коробке перед ней — остатки травы. Ведро с водой.

Ванюша запрягает лошадь. Мужик, смотритель стоянки, выливает остатки воды из ведра за ограду.

С м о т р и т е л ь. Я отходы от клячи твоей прибрал, все чин чинарем.

Ванюша вынимает из кармана деньги и передает мужику.

В а н ю ш а. Спасибо. Большое спасибо.

В одной из машин на стоянке приоткрыта дверца. Видно, что там сидит человек. Он слушает радио. Переводит с одной волны на другую. Натыкается на погоду.

Д и к т о р (по радио). ...Ожидаются дожди, грозы, северный ветер.

Ванюша помогает Наташе взобраться на телегу.

С м о т р и т е л ь. Когда теперь будешь?

В а н ю ш а. Недели через две.

С м о т р и т е л ь (подмигивает). За пенсией?

Ванюша не отвечает. Взбирается на телегу, берет поводья.

В а н ю ш а (лошади, тихо). Пошла.

И лошадь идет.

С любопытством Наташа смотрит вокруг. На городские улицы, на прохожих, на машины и магазины.

Они выезжают за город. Светит прикрученный под дугой фонарик.

Едут по пустынному шоссе, держась обочины. Время от времени их обгоняют редкие машины.

Н а т а ш а. За какой пенсией ты ездишь?

В а н ю ш а. За бабы Пашиной.

Н а т а ш а. Она что, доверенность на тебя выписала?

В а н ю ш а. Ну да. Все я не беру, только на хозяйство.

Н а т а ш а. А что будешь делать, когда баба Паша умрет?

В а н ю ш а. Не знаю еще.

Н а т а ш а. У тебя документы есть хотя бы?

В а н ю ш а. Паспорт.

Н а т а ш а. Хоть что-то.

Они сворачивают с шоссе на проселок. Едут рощей. Темно. Шумят деревья. Горит огонек под дугой. Наташа поднимает со дна телеги телогрейку, заворачивается. Смотрит на качающийся огонек, задремывает.

Наташа просыпается. Телега стоит. Лошадь щиплет траву. Ванюши нет. Лошадь поднимает голову, делает шаг, и телега сдвигается со скрипом.

Наташа приподнимается, оглядывается. Темно, ни огонька. Светит месяц. Слышно, как где-то далеко-далеко идет поезд. Проходит, и становится совсем тихо.

Н а т а ш а. Эй!.. Ванюша!

Никто не отзывается. Наташа спрыгивает с телеги, но отойти боится, держится за борт. Лошадь делает еще шаг — за травой. И Наташа делает шаг вместе с телегой и с лошадью.

Н а т а ш а (лошади). Стой. Тпру. (Оглядывается.) Ванюша!

В а н ю ш а (тихо). Я здесь.

Он вырастает из темноты прямо перед Наташей.

Н а т а ш а. Напугал ты меня.

В а н ю ш а. Простите. Я траву собирал. (Протягивает ей пучок травы.) Понюхайте. Правда, свечкой пахнет? Насушу на зиму. От простуды.

Н а т а ш а. Кто же по ночам траву собирает?

В а н ю ш а. Иную траву только по ночам и собирают. Да еще не всякая ночь подойдет.

Н а т а ш а. А это откуда знаешь?

В а н ю ш а. Лампия-травница передала.

Он осторожно кладет траву в пакет с покупками, подсаживает Наташу. Сам забирается в телегу, берет в руки вожжи, чмокает, и лошадь идет.

В а н ю ш а (не оглядываясь). Через час дома будем.

Наташа смотрит на огонек под дугой. Огонек покачивается.

Серое, дождливое утро. Наташа чистит апельсин. Подсаживается к бабке на постель. Баба Паша лежит на подушках. В лице нет оживления, взгляд погасший. Наташа подает ей дольку апельсина.

Н а т а ш а. Сладкий.

Б а б а П а ш а. Не хочу.

Н а т а ш а. Попробуй.

Б а б а П а ш а. Не хочется.

Н а т а ш а. Ты же просила.

Б а б а П а ш а. Ничего я не просила.

Н а т а ш а. Я специально в город за ним с Ванюшей ездила.

Б а б а П а ш а. Ничего я не просила, не выдумывай.

Н а т а ш а. Ну хорошо. (Кладет дольку на блюдце.) А что ты хочешь?

Б а б а П а ш а. Ничего.

Н а т а ш а. Давай, я картошки сварю и помну с укропчиком.

Б а б а П а ш а. Не хочу.

Н а т а ш а. Ты же всегда картошку любила.

Б а б а П а ш а. Отлюбила, видать.

Н а т а ш а. Это погода на тебя действует. Давай, я тебе давление померяю?

Баба Паша закрывает глаза, не желая продолжать разговор. Наташа смотрит на ее неподвижное лицо. Поднимается с постели.

Наташа стоит на взгорке с телефоном. Серо, ветрено. В поле за кладбищем пасется Ванюшина лошадь. Она привязана длинным поводом к штырю одной из крайних могильных оград.

Н а т а ш а. ...Кажется, прав Ванюша, не доживет она до осени... Нет, его нельзя будет здесь бросить. Я хочу предложить ему в Москву перебраться. Помогу снять квартиру, работу найду... пусть с людьми жить привыкает. И с деньгами помогу, пока на ноги не встанет. По-моему, это правильно... Не говори глупости. Стыдно слушать... Не зли меня!.. Коля!.. Извинись, пожалуйста... В таком случае, я вообще тебе больше звонить не буду. Ты мой характер знаешь... Вот и прекрасно.

Наташа прерывает разговор. Телефон почти тут же звонит. Но Наташа его отключает совсем.

Н а т а ш а. Дурак набитый. Отелло доморощенный.

Она спускается со взгорка.

Из трубы дома Михайловых стелется дымок.

За окном дождь, серость. Наташа включает настольную лампу, занавешивает полотенцем. Она раскрывает книгу, взятую в доме Михайловых. Читает. Переворачивает страницу и видит заложенную в книгу бумажку, уже пожелтевшую. Разворачивает. Это перечень расходов: «Папиросы мне — две пачки ...коп., молоко — три бутылки, ...коп., билеты в кино — два, 70 копеек, ботинки Генке — ..., пудра Нине — ...»

Баба Паша вдруг привскакивает на кровати, задыхается, смотрит на Наташу безумными глазами. Наташа подбегает к ней.

Н а т а ш а. Что ты? Что? Сон плохой?

Баба Паша сглатывает слюну. Дыхание ее более или менее успокаивается.

Б а б а П а ш а. Где Ванюша?

Н а т а ш а. Не знаю.

Б а б а П а ш а. Позови.

Н а т а ш а. Хорошо. Сейчас.

Наташа бросается одеваться. Баба Паша смотрит на нее ошалело.

Б а б а П а ш а. Ванюша!

Н а т а ш а. Сейчас. Мигом.

Б а б а П а ш а. Ванюша!

В терраске Наташа находит старый черный зонт. Зонт не раскрывается, Наташа его отбрасывает. Выбегает под дождь.

Скользя по грязи, Наташа выбегает на площадь, сворачивает к дому Михайловых...

...Взбегает на крыльцо, толкает дверь.

Дрова в печи еще не прогорели, потрескивают. Наташа обходит дом. Ванюши нет. На шестке стоит кастрюля. Наташа приоткрывает крышку. Там суп. На столе лежит книга, которую, очевидно, читает Ванюша. Наташа смотрит заглавие: «Приключения Гекльберри Финна».

Наташа выходит в сад, шуршащий от дождя.

Н а т а ш а. Ванюша!

Из сарая слышатся какие-то звуки — то ли чьи-то шаги, то ли как кто-то переступает с ноги на ногу. Наташа подходит к двери сарая, приоткрывает. Из полумрака на нее смотрит лошадь.

Наташа выбегает на площадь, бросается к магазину...

Вбегает в магазин. Тяжело дышит, оглядывается в полумраке.

Н а т а ш а. Ванюша!

Проходит по магазину, видит в зеркале отдела верхнего платья себя и за собой как будто еще чью-то фигуру. Наташа оборачивается. За фигуру она приняла пальто, висящее на вешалке чуть в стороне от остальных, то самое, которое она и сдвинула, когда заходила в магазин в первый раз. Наташа проходит мимо обувных полок, мимо витрины с посудой. Заглядывает в подсобку. Никого. Просачивается сквозь щель в раме вода, капает с подоконника на пол.

Наташа выбегает на улицу. Останавливается, оглядывается...

Н а т а ш а. Ванюша!

Бежит к школе. Заглядывает в темное окно. Поднимается на крыльцо...

Наташа идет темным коридором.

Останавливается, прислушивается. Входит в класс.

Стоят пустые парты. Валяется поломанный стул. На доске — полустертая надпись мелом: «2 дека...»

Дождь усиливается за окном.

Наташа выходит из класса. Идет темным коридором. Останавливается у двустворчатых солидных дверей с табличкой: «Учительская». Толкает дверь. Входит. Распахнуты дверцы пустого шкафа. Стоит на пыльном столе пыльный телефонный аппарат. Наташа поднимает трубку. Тишина. И как будто какой-то шорох в тишине. Наташа опускает трубку.

У стены стоит сейф. Наташа дергает железную дверцу, и она открывается. В пустом сейфе валяется бумажка. Наташа разворачивает ее, читает: «Анна Васильевна! Не забудьте выключить свет!!!»

Наташа кладет записку на место, встает с корточек и видит за окном Ванюшу. Он в непромокаемом плаще с капюшоном. Идет неторопливо. Наташа бросается было к окну, но спохватывается и бежит вон из учительской.

Наташа выбегает из школы. Ванюши уже не видно.

Н а т а ш а. Ванюша!

Она бежит в ту сторону, куда он шел... Бежит мимо колонки. Вдруг останавливается. Ей кажется, что качнулась пожелтелая занавеска за окном ближнего дома.

Н а т а ш а. Ванюша!

Занавеска не шевелится.

Из бурьяна прыгает под ноги Наташе рыжая кошка. Наташа вскрикивает, отскакивает, поскальзывается, падает, ударяется головой о бетонную плиту — основание колонки. Дождь стучит о бетон.

Дождь стучит поздним вечером за окном. Наташа открывает глаза. Она лежит на раскладушке у печи.

Горит на столе настольная лампа под полотенцем. Баба Паша дремлет на высоких подушках. Дверь отворяется. Ванюша входит с дровами. Он идет босиком, видимо, сапоги оставил на терраске. Складывает дрова на железный лист у печки. Отворяет дверцу. Закладывает поленья и щепу, от старой книги отрывает листы и кладет сверху. Поджигает. Его лицо освещается пламенем.

Б а б а П а ш а (тихо). Ванюша.

Он подходит к ней, садится на край постели. Наклоняется.

Б а б а П а ш а. Я вот чего еще вспомнила, Ванюша. В детстве было. Я в деревне жила. К нам зимой по льду монашки приходили, все в черном, полотенца приносили вышитые, сами черные, как ночь, а полотенца, как заря, горят...

Лицо Ванюши Наташа не видит, видит только бабкино, все устремленное к Ванюше. Поначалу баба Паша оживлена, глаза ее блестят, но от рассказа она устает, слабеет. Закрывает глаза.

Наташа тоже закрывает глаза.

Наташа приходит в себя. Серый день за окном, ветер раскачивает ветки яблони. Бабки нет. Постель ее заправлена. Наташа приподнимается на локте. Пытается встать. Голова кружится, все плывет перед глазами.

Наташа открывает глаза. Утро. Наташа поворачивает голову и понимает, что она лежит на бабкиной постели. Раскладушка убрана. Ванюша расстелил на столе одеяло и гладит на нем белье: майку, трусы, полотенце, Наташины джинсы.

Н а т а ш а (еле слышно). Какое сегодня число?

Ванюша оборачивается, подходит к Наташе, опускается на корточки.

В а н ю ш а. Двадцатое.

Н а т а ш а. Что со мной?

В а н ю ш а. Воспаление легких

и сотрясение мозга. И ногу вы поломали.

Наташа замечает свою торчащую из-под одеяла ногу в твердых деревянных тисках, плотно замотанную холстиной.

Н а т а ш а. Позвони Коле.

В а н ю ш а (трогает ее лоб). Вы мобильный разбили, когда упали.

Н а т а ш а. Съезди в город, купи новый.

В а н ю ш а. Съезжу. Как только вам лучше станет.

Н а т а ш а (едва слышно). Мне лучше.

В а н ю ш а. Нет, я пока не могу вас одну оставить.

Н а т а ш а. Где баба Паша?

В а н ю ш а. Гулять пошла.

Н а т а ш а. Она выздоровела?

В а н ю ш а. Конечно. Я бульон куриный сварил. Сейчас съедите и уснете, и все будет хорошо.

Н а т а ш а. Баба Паша скоро вернется?

В а н ю ш а. Она далеко уехала.

Н а т а ш а. Ты сказал, погулять пошла.

В а н ю ш а. Гулять далеко пошла, я хотел сказать.

Н а т а ш а. Уйди от меня. Уйди.

Ванюша встает. Наташа отворачивает голову — лицом к стене.

Ночью. Наташе жарко. Она сбрасывает одеяло. Ванюша вновь ее укрывает. Дает ей напиться.

Н а т а ш а. Спасибо. Устал ты со мной?

В а н ю ш а. Что вы, нисколько. (Подсаживается на кровать, поправляет подушку.) А кто такой Толик?

Н а т а ш а. Какой Толик?

В а н ю ш а. Вы его в бреду сегодня звали. И об ускорении говорили.

Н а т а ш а. Толик... Толик... Погоди! (Вспомнив, оживляется.) Толик у нас физику преподавал. Это уже не здесь, это я уже с матерью в Москве жила... Молодой был, только что институт закончил. Отчества не помню. Я в него влюбилась ужасно,

в шестом классе. Физику учила, как безумная. Мне казалось, я ему тоже нравлюсь. Вдруг я увидела, как он идет вечером с девушкой. Он смотрел на нее, а она на него, и я поняла, как смотрят влюбленные.

Наташа говорит, а Ванюша слушает. Глаза у него внимательные. Наташа заглядывает в их зрачки и проваливается, и летит, как в черную дыру.

Ванюша разматывает полотнище с Наташиной ноги, отнимает от ноги деревянные подпоры. Обнажается бледная кожа.

В а н ю ш а. Пошевелите пальцами.

Наташа шевелит пальцами, морщится.

В а н ю ш а. Больно?

Наташа кивает.

В а н ю ш а. Ничего, заживет. Но пока на ногу лучше не наступать.

Н а т а ш а. «Пока» — это сколько?

В а н ю ш а. Неделю.

Н а т а ш а. Еще неделю лежать?! Я с ума сойду.

В а н ю ш а. Лежать необязательно.

Он поднимается, забирает что-то спрятанное за дверью. Вносит. Это самодельные костыли. Наташа берет костыли, рассматривает.

Н а т а ш а. Спасибо.

Ванюша стоит, ждет.

Н а т а ш а. Выйди. Я переоденусь.

В а н ю ш а. Может быть, помочь?

Н а т а ш а. Я справлюсь.

За Ванюшей закрывается дверь, и Наташа берет со стула свои аккуратно сложенные джинсы, чистые, отглаженные.

Стучат костыли по полу. Наташа выходит в терраску. Здесь разложена раскладушка. Постель на ней накрыта одеялом. На гвозде висит Ванюшин плащ с капюшоном. Когда-то зеленые помидоры на столе уже покраснели.

На улице свежо, ясно, ветрено. Осторожно передвигается на костылях Наташа. Слышно, как что-то глухо ударяется о жесть.

Наташа идет по тропинке к калитке, по правую ее руку — сад, по левую — участок с картошкой. Ванюша копает картошку и бросает клубни в ведро, их удары и слышны. Наташа останавливается и наблюдает за Ванюшей. Он наполняет ведро и несет его к расстеленному брезенту, рассыпает на брезент картошку — просушить.

В а н ю ш а. Хорошая картошка уродилась.

Н а т а ш а. Ты в город когда собираешься?

В а н ю ш а. Зачем?

Н а т а ш а. Мобильник купить.

В а н ю ш а (наклоняясь и выбирая с брезента подгнивший клубень). Денег нет.

Н а т а ш а. Как нет?

В а н ю ш а (зашвыривая подгнивший клубень в бурьян). Совсем. Кончились.

Н а т а ш а. Врешь!

В а н ю ш а. Не вру.

Н а т а ш а. В таком случае просто отвези меня в город.

В а н ю ш а. Хорошо.

Н а т а ш а. Прямо сейчас.

В а н ю ш а. Хорошо.

Наташа медленно разворачивается на костылях и идет к дому. Ванюша смотрит ей вслед. Наташа поскальзывается, но удерживает равновесие.

Наташа складывает свои вещи в сумку. Дверь скрипит, входит Ванюша. Наташа рассматривает свои школьные тетрадки. Тоже кладет в сумку. Подскакивает на костылях к вешалке, снимает с крючка свою куртку, чиненную Ванюшей. Надевает. Ванюша поднимает ее сумку.

Запряженная в телегу лошадь тянется к траве. Ванюша ставит в телегу Наташину сумку. Забирает у Наташи костыли, кладет в телегу. Обхватывает Наташу, легко ее поднимает и усаживает на скамью.

Телега выезжает на площадь. Сворачивает к выезду из поселка. Наташа оборачивается, чтобы посмотреть в последний раз на школу. Вдруг раздается хруст, телега оседает набок, лошадь испуганно шарахается в сторону.

В а н ю ш а. Стой!

Он помогает Наташе выбраться из перекосившейся телеги, подает ей костыли. Забирается под телегу. Потом выбирается из-под нее, отряхивается.

В а н ю ш а. Ось сломалась.

Н а т а ш а. Чего это она вдруг сломалась?

В а н ю ш а. Да я починю, вы не думайте.

Отирает с рук грязь.

В доме бабы Паши включен телевизор. Наташа смотрит старую комедию, смотрит серьезно, с каменным лицом. Дверь открывается. Наташа переводит взгляд на вошедшего Ванюшу.

Н а т а ш а. Починил?

В а н ю ш а. Не получается.

Он подходит к столу. Выдвигает стул. Садится. Смотрит в телевизор. Усмехается экранной шутке. Наташа глядит на него.

Н а т а ш а (тихо). Отпусти меня.

В а н ю ш а (переводит на нее взгляд). Что?

Н а т а ш а. Зачем я тебе?

В а н ю ш а. В смысле?

Наташа молчит. Смотрит пристально на Ванюшу.

Н а т а ш а. Что ты от меня хочешь?

В а н ю ш а. Ничего.

Н а т а ш а. Ты влюбился в меня?

В а н ю ш а (густо краснея). Нет.

Н а т а ш а. Чего же ты хочешь?

В а н ю ш а. Ничего. Правда, ничего.

Н а т а ш а. Я люблю другого. Понимаешь?

В а н ю ш а. Прекрасно понимаю.

Молчат. Смотрят в телевизор.

Н а т а ш а. Бред какой-то показывают. Смотреть невозможно. Не хочу.

Ванюша встает и выключает телевизор. Вновь садится за стол. Они молчат.

В а н ю ш а. Расскажите что-нибудь.

Н а т а ш а. Что?

В а н ю ш а. Что-нибудь.

Н а т а ш а. Я могу теорему Пифагора рассказать. С доказательством.

В а н ю ш а. Это и я рассказать могу.

Н а т а ш а. Не знаю, что тебе предложить. Анекдотов я не помню.

В а н ю ш а. Расскажите о себе.

Н а т а ш а. Опять?

В а н ю ш а. Мне интересно.

Н а т а ш а. А говоришь, что тебе от меня ничего не надо.

В а н ю ш а. Но я же нечего такого не прошу, ни денег, ни любви. Рассказать о себе ничего не стоит.

Н а т а ш а. Ты думаешь? Ну хорошо. Что же ты хочешь услышать обо мне?

Ванюша садится поудобнее, лицом к Наташе, подпирает рукой подбородок.

В а н ю ш а. Что вы самое первое помните в своей жизни? Только не врите, я сразу пойму, если соврете.

Н а т а ш а. Я в курсе. (Задумывается, смотрит в темное незанавешенное окно.) ...Наверное, я была на руках у матери. Она стояла у окна. Снег шел. (Поворачивается к Ванюше.)

Ты можешь не смотреть на меня, когда я рассказываю?

В а н ю ш а. Не могу.

Н а т а ш а. Почему?

В а н ю ш а. Я так лучше воспринимаю.

Наташа молчит. Он ждет.

В а н ю ш а (робко). А что дальше было?

Н а т а ш а. Не знаю. Не помню. Устала я. Никогда не думала, что вспоминать — такая работа.

В а н ю ш а (вскакивая). Я чай сделаю!

Н а т а ш а. Иди к черту.

Она берет костыли, встает, идет к дверям.

Идет по коридору, стуча костылями. Через терраску. Распахивает дверь, выходит в вечернюю темноту.

Наташа идет по тропинке, торопится, поскальзывается на мокрой глине, падает. Плачет, поднимается, хватаясь за забор. Ванюша к ней подбегает. Подбирает и подает костыли.

В а н ю ш а. Все в порядке?

Наташа не отвечает. Идет назад к дому.

Ванюша рубит острым ножом зелень на разделочной доске. Горит в печи огонь. В кастрюле на шестке булькает, закипает вода. Наташа сидит у свободного края стола, перелистывает страницы фотоальбома. Берет одну из фотографий, рассматривает.

В а н ю ш а. Кто это?

Наташа не отвечает.

В а н ю ш а. Вам жалко сказать, кто это?

Н а т а ш а. Тебе не повезло — я не знаю, кто это.

В а н ю ш а (торжествующе).

А я знаю! От бабы Паши! Он когда-то за бабой Пашей ухаживал, он погиб в Финскую войну; баба Паша говорила, что он про звезды все знал. Он был высокий, сильный и говорил всегда очень тихо, спокойно.

Н а т а ш а. Зачем же ты меня спрашиваешь, если и сам знаешь?

В а н ю ш а. Вдруг вы еще что-то о нем слышали.

Наташа кладет фотографию на место, перелистывает страницу. В доме тихо, только потрескивают дрова в печи. И из приоткрытой форточки никакого шума, только шелест деревьев да птичьи голоса. Внезапно тишина нарушается, надвигается гул, рев, как будто самолет валится с неба на их домишко. Наташа и Ванюша на секунду замирают, затем приникают к окну.

За забором по их заросшей улочке катят старые, раздолбанные «Жигули». Стекла опущены, из салона ревет, грохочет музыка. Машина останавливается перед их калиткой. Музыка обрывается, и наступившая тишина оглушает.

Дверца открывается, показывается из нее женская нога. Из машины выбирается Галя. А с другой стороны выбирается водитель — Галин парень. Оба ошалело оглядываются. Ванюша слышит в доме дробный стук, отворачивается от окна. Наташа, стуча костылями, спешит к выходу.

Он видит, как она вырывается на улицу, как торопится по тропинке к калитке. С другой стороны калитки Галя нащупывает щеколду, отодвигает, распахивает калитку, бежит навстречу Наташе...

Ванюша выходит из дома. Наташа и Галя обнимаются, Наташа плачет.

Г а л я (растерянно). Что ты, что ты? Что стряслось?

Наташа плачет. Галин парень улыбается Ванюше, машет ему рукой. Ванюша машет в ответ.

Галя с аппетитом ест бутерброд с колбасой, откусывает помидор, допивает водку из рюмки.

Г а л я. Все-таки водка лучше, чем вино, лично для меня, а помидоры у вас шикарные, как астраханские арбузы.

Ванюша разрезает и подает ей еще один помидор.

Г а л я. Спасибо.

Галин парень наливает всем водки.

Г а л я. Ты-то не пей, ты за рулем все-таки.

П а р е н ь. Я маленько, за встречу.

Чокаются, выпивают.

Г а л я (Наташе). Как мы вас нашли, уму непостижимо, часа четыре мотались по проселкам, никто не знает ничего, он (кивает на парня) говорит: «Всё, поехали домой», а я не могу, меня ж гложет, что я тебя сразу не вспомнила, вытолкала, можно сказать, из дома... Да я бы и совсем не вспомнила, если б не мать. Она и бабку твою запомнила, и тебя, и как вы в гостях у нас были, и где жили. Почему я-то забыла? Ума не приложу.

П а р е н ь. Если все помнить, с ума сойдешь.

Г а л я (Наташе). Ты чего не ешь? Колбаса свежая.

Н а т а ш а. Слушай, Галя, отвези меня в город. Прямо сейчас. Я тебя очень прошу.

Галя удивленно смотрит на Наташу. На Ванюшу. Он относится к заявлению Наташи спокойно, как будто не слышит. Встает и снимает с шестка закипевший чайник. Ополаскивает кипятком заварник, засыпает заварку...

Г а л я (Наташе). Не вопрос.

А что случилось?

Н а т а ш а. Ничего. Ось у нас сломалась на телеге, а мне в город надо.

Г а л я. Не вопрос. (Смотрит на Ванюшу, ставящего на стол чашки.) Ты одна поедешь?

Н а т а ш а. У него здесь дела.

В а н ю ш а (спокойно). Пусть съездит, развеется.

Г а л я. Ладно, сейчас чайку выпьем и рванем. (Шлепает своего парня по руке, потянувшейся к бутылке.) Ты слыхал! Едем сейчас.

Ванюша разливает чай. Галя пьет из блюдца. Наташа отпивает глоток, другой.

У Наташи как будто смеркается перед глазами. Она все видит словно бы в сгущающихся сумерках.

Н а т а ш а. Устала я.

Г а л я (допивая остатки чая). Сейчас поедем.

Н а т а ш а. Я пока лягу, посплю.

Она привстает. Ванюша к ней подскакивает, берет под руку. Ведет к постели, помогает лечь.

Н а т а ш а (Гале). Извини.

В ее глазах становится совсем темно.

Наташа просыпается в постели, под одеялом. Горит на столе настольная лампа, накрытая полотенцем. Ванюша читает какую-то книгу. На столе — вазочка с конфетами — с теми самыми карамельками, которые видела Наташа в магазине, в ящике за прилавком. Не глядя, не отрываясь от книги, Ванюша берет конфету, разворачивает, кладет за щеку. Перелистывает страницу. И вдруг поднимает глаза на Наташу. Встает, подходит к ней, подсаживается на край кровати.

Н а т а ш а. Где они?

В а н ю ш а. Уехали.

Н а т а ш а. Они вернутся?

В а н ю ш а. Конечно.

Н а т а ш а. Врешь. (Смотрит на Ванюшу.) Ты мне что-то в чай подсыпал, да? Что ты им сказал?

В а н ю ш а. Что вы выздоравливаете, что вам нужен покой, что мы к ним приедем на следующей неделе.

Наташа вдруг берет его за руку.

Н а т а ш а. Послушай, если я тебе все-все расскажу, что помню, ты меня отпустишь?

В а н ю ш а. О чем вы?

Н а т а ш а. Отпустишь?

В а н ю ш а. Что вы такое говорите? Разве я вас держу? Я просто хочу, чтобы вы выздоровели.

Н а т а ш а. Хорошо. Хорошо. Тогда вот что. Слушай. У меня была записная книжка. Мне ее подарил Коля. И я ее потеряла. Я еще ничего там не успела записать, ни слова.

И я иногда думаю, что если бы не потеряла ее тогда, если бы успела заполнить все страницы, моя жизнь сложилась бы как-то лучше. Эта книжка — как непрожитая жизнь, понимаешь? Я ее очень хорошо помню. Даже на ощупь как будто помню. (Она отпускает Ванюшину руку, пальцы словно ослабели держать.) Странно. Я тебе рассказала, и мне легче стало. Буквально точно вес у меня уменьшился. В то же время пальцем пошевелить лень.

В а н ю ш а. Отдыхайте.

Ванюша встает, поправляет ей одеяло. Выключает свет настольной лампы и уходит из комнаты, скрипя половицами.

Очень раннее утро, почти ночь. Тамбур вагона. Поезд останавливается на полустанке.

В дверной проем вагона видна разбитая платформа. Одинокий фонарь. Поезд медленно трогается, и фонарь проплывает мимо. Становится темно. Проводник закрывает дверь.

П р о в о д н и к (Коле). Пойдемте, молодой человек, в вагон, ваша станция через час.

К о л я. Я здесь постою.

Проводник уходит. Коля стоит у двери и смотрит в темноту за окном. Прижимается лбом к стеклу.

Ранним утром Коля и еще несколько пассажиров выходят из поезда на станции небольшого городка.

Коля выходит на привокзальную площадь. Спрашивает о чем-то таксиста. Подходит к другому. К третьему. Идет к машине, стоящей чуть в отдалении. Наклоняется к сидящему за рулем пожилому водителю. Спрашивает. Открывает дверцу. Водитель включает двигатель.

Они проезжают микрорайон, едут по крутой улочке мимо рынка, сворачивают и проезжают мимо стоянки, на которой когда-то дожидалась Наташу и Ванюшу телега с лошадью. Едут улицей, на которую с любопытством когда-то смотрела из телеги Наташа. Выезжают за город. Едут по шоссе.

В о д и т е л ь. Тебе повезло, у меня там дядя когда-то жил, потому и знаю, а из молодежи уже никто не знает... В принципе, если он ее из поселка ездил встречать, тогда, конечно, она в Кондакове сходила, всяко ближе... В Кондакове и жилья нет, удивительно, что поезда еще тормозят... В поселке я лет тридцать не бывал, интересно даже поглядеть.

Машина сворачивает с шоссе на проселок. Едет через лес. Полем. Водитель включает музыку.

В о д и т е л ь. Не помешает?

К о л я. Мне все равно.

В о д и т е л ь. У вас там родственники живут?

К о л я. Прабабка моей невесты. Вообще там больше уже никто не живет. Еще один парень.

И больше никого, мертвый поселок. Прабабка заболела. Моя невеста, ее Наташей зовут, поехала ее навестить. Сначала она звонила, потом мы поссорились. Уже три недели прошло, даже больше. Она не звонит, и я ей не могу дозвониться, там еще сигнал не везде доходит.

В о д и т е л ь. Ничего, помиритесь.

К о л я. Мы и раньше ссорились, но так никогда. Вообще-то Наташа отходчивая, не умеет долго сердиться.

Машина едет полем, дорога едва заметна в траве, едва пробиты две колеи.

В о д и т е л ь (сбавляя скорость и объезжая колдобину). Дожди начнутся, здесь вообще никто не проедет.

Они едут довольно быстро на ровном участке, сворачивают в березовую рощу. Водитель замедляет ход, ветки деревьев шуршат по крыше. Водитель замечает что-то на обочине.

В о д и т е л ь. Смотри, белые, целая семейка. На обратном пути наберу. Жена суп сварит.

Машина выезжает из рощи. Вдали виднеется железная крыша дома.

В о д и т е л ь. Почти у цели. Улица как называется?

Машина медленно пробирается заросшей улицей поселка. Водитель и Коля всматриваются в номер показавшегося дома. За разбитым окном вдруг шевелится пожелтелая занавеска, из-за нее выскакивает рыжая кошка.

В о д и т е л ь. Тьфу ты черт, напугала...

Машина проезжает мимо дома с ржавым велосипедом у забора, мимо следующего.

В о д и т е л ь. Кажется, здесь.

Он останавливает машину возле калитки дома бабы Паши.

К о л я. Вы меня подождете?

В о д и т е л ь. Разумеется.

Коля выходит. Водитель закуривает.

Коля подходит к калитке. Заглядывает за нее. Смотрит на уже желтеющие листья яблонь, на перекопанное картофельное поле. В саду между яблонь натянута веревка, на ней висит что-то белое. Коля открывает калитку.

Он идет по дорожке к дому. Смотрит на окно, но за ним ничего не видно, никакого движения.

Коля подходит к дверям. Стучит. Ждет. Никто не отзывается. Коля оглядывается. Видит за калиткой машину. Дергает дверь за ручку, и дверь открывается.

Коля входит на терраску. На столе лежат несколько перезрелых помидоров. У стены стоит сложенная раскладушка.

Скрипя половицами, Коля проходит в коридор. Справа от него приоткрыта дверь в чулан, и Коля в него заглядывает. Видит плиту, красный газовый баллон, пыльные банки на полках, потемневшую любительскую картину.

Коля возвращается в коридор и толкает дверь в комнату.

В комнате чисто, постель прибрана, заправлена. Коля проходит в комнату, оглядывается. Смотрит на влажное пятно на потолке, на посуду за верхними дверцами буфета.

На пустой стол. На пустую вешалку у стены. Замечает на полу под полкой за урчащим старым холодильником старые детские коньки-снегурки. Подходит, берет их в руки, разглядывает. Кладет на место. Замечает в углу самодельные костыли.

Коля открывает дверцу холодильника. Он практически пуст. Лежит один сверток. Коля достает его, разворачивает. Там — ошметок колбасы. Коля нюхает, морщится.

Он открывает нижние дверцы буфета. Здесь на полках под выдвижными ящиками — кастрюли, крупы, чай. Коля выдвигает ящик. Приподнимает толстый альбом с фотографиями. Смотрит флакон из-под духов. На розового пупса не обращает внимания. Задвигает этот ящик и выдвигает другой. Здесь он видит старые школьные тетрадки Наташи. Достает их, перелистывает, кладет на место.

Коля заглядывает под кровать и видит там Наташину сумку. Он вытягивает из-под кровати сумку, открывает ее, перебирает аккуратно сложенные вещи. Среди вещей находит Наташин мобильный, целый, но с севшим аккумулятором, хотя блок питания лежит тут же в сумке. Коля забирает мобильный, сумку закрывает и прячет на место.

Коля выходит из дома и направляется в сад. Яблоко хрустит под его ногой. Коля подходит к веревке, натянутой между яблонь. На веревке висит мужская рубашка. Висит, очевидно, уже давно, запылилась, а от дождей образовались подтеки. Коля озирается.

К о л я. Наташа!!!

От его крика вспархивает с яблони ворона.

Коля возвращается к машине, забирается в салон.

К о л я. Ничего не понимаю. Дверь открыта, дома никого нет, и, очевидно, давно, холодильник пуст, не считая протухшего куска колбасы. (Достает из кармана и показывает водителю Наташин мобильный.) Наташин. И вещи ее там. А она где? И баба Паша? И Ванюша этот?

В о д и т е л ь. Разберемся.

Он заводит мотор.

Машина медленно пробирается улицей поселка. Мимо колонки. Мимо дома, из трубы которого растет деревце. Останавливается перед старым поваленным тополем. Коля и водитель выбираются из машины, перелезают через ствол. Коля оцарапывает руку.

Они выходят на площадь. Оглядывают запущенные здания. Видят взгорок. Направляются к нему.

Поднимаются по взгорку. Мимо заболоченного котлована с бетонными сваями. Коля видит что-то блеснувшее в траве. Подходит, наклоняется, поднимает часы с надтреснутым циферблатом. Подносит к уху. Часы идут. Коля кладет часы на место и идет к поджидающему его водителю.

С возвышения они видят почти весь поселок. Давным-давно заброшенный, покинутый людьми, с поваленными гнилыми заборами, совершенно мертвый. Коля оглядывается и видит с другой стороны взгорка кладбище, тоже все заросшее. Коля вглядывается в кресты, торчащие из зарослей. Водитель закуривает. Вдруг Коля хватает его за руку. Водитель смотрит туда же, куда и Коля. И тоже видит среди старых, почернелых крестов и памятников два совершенно новеньких, еще не тронутых временем, деревянных креста.

«Прасковья Ивановна Егорова. 1918-2007». «Наталья Сергеевна Егорова. 1983-2007».

Коля поворачивает к водителю измученное лицо. Они стоят на кладбище у свежих крестов с этими надписями.

К о л я. Нет. Не может быть. Чушь какая-то.

Губы его побелели и дрожат. Он вдруг опускается на колени перед крестом Наташи. Водитель пытается его приподнять. Коля отчаянно мотает головой.

Моросит дождь. Кто-то раскрыл зонты, но многие стоят с непокрытыми головами прямо под дождем. Все молчат. Стоят люди в милицейской форме. Несколько человек в гражданском. Неподалеку две милицейские машины и фура. Коля стоит возле мужчины средних лет в гражданском, это — следователь. Рабочие выкапывают крест с надписью «Наталья...» Откладывают его в сторону. Раскапывают могилу.

Двое из них спускаются в вырытую яму и поднимают сколоченный из досок гроб. Двое других подхватывают гроб и ставят на землю.

Рабочие клещами вытягивают из крышки гвозди. Сдвигают крышку. Следователь смотрит на Колю, и Коля с опаской подходит к гробу. Заглядывает. И падает в обморок.

Следователь наливает кипяток в кружку с чайным пакетиком. Поворачивает лицо к Коле, который сидит за столом напротив кресла следователя. Сам следователь стоит у подоконника, где пристроен электрический чайник.

С л е д о в а т е л ь. Сделать вам чаю?

К о л я. Нет.

Следователь ставит кружку на стол и садится в свое кресло.

С л е д о в а т е л ь. Эксгумация показала, что умерла она своей смертью. Очень ослабленный организм. Видимо, мало двигалась. Нога у нее была сломана, но уже срасталась. Что касается этого Ванюши, ничего пока не удалось выяснить. Запросы в детдома мы разослали. Будем надеяться, что удастся его найти.

Следователь вынимает из кружки пакетик, выбрасывает.

К о л я. Не могли бы вы распечатать для меня снимок этого Ванюши? В двадцати, скажем, экземплярах.

На бумажном листе — отпечаток снятого на Наташин мобильный лица Ванюши. Лицо кажется детским, тонкая шея торчит из широкого воротника рубашки.

Коля наклеивает лист на фонарный столб возле рынка. На листе приписка: «Знающих этого человека прошу позвонить по указанному номеру. Вознаграждение гарантирую...»

В руках у Коли еще несколько листов и баночка с клеем. Он идет по улочке между рынком и домом, в котором живет Галя. Раздолбанные «Жигули» с орущей из салона музыкой выезжают из арки. Мотор машины глохнет, она останавливается. Из машины выскакивает Галя.

Г а л я. Одна пойду!

Она, размалеванная, принаряженная, решительно идет по улице. Мимо Коли, который шел ей навстречу. Мимо Коли пробегает и выскочивший из машины парень Гали. Не привлекая его внимания, не задерживая на нем взгляда.

Парень догоняет Галю. Они идут вместе мимо столба, на котором на-клеен портрет Ванюши. Не замечают его.

Коля наклеивает портрет на углу возле аптеки...

...У входа в вокзальный зал ожидания.

...У пивной.

И входит в пивную.

Коля сидит за столиком и тянет пиво. За одним из столиков мужчина наклоняется через стол к приятелю.

М у ж ч и н а. Я не хочу этого ребенка, понимаешь? Не хо-чу!

У Коли звонит мобильный. Он достает трубку.

К о л я. Слушаю вас... Да. Конечно... Пивная у рынка... Мне двадцать три года, высокий, темноволосый...

М у ж ч и н а (приятелю, жалобно). Поговори с ней, будь другом.

Приятель отрицательно мотает головой.

В пивную входит смотритель автостоянки. Он оглядывает зал, замечает Колю. И Коля его замечает. Смотритель подходит, садится за его столик.

С м о т р и т е л ь. Добрый вечер. Это вы его разыскиваете?

Смотритель кладет на стол сорванный со столба листок с лицом Ванюши. Коля берет листок, складывает. Поднимает глаза на смотрителя.

С м о т р и т е л ь. Что же он натворил? Не скажете?

Коля молчит.

С м о т р и т е л ь. Здесь написано, что вы вознаграждение гарантируете? Нельзя ли узнать его, так сказать, объем?

К о л я. Пятьсот рублей вас устроит?

С м о т р и т е л ь. Аванс дадите? Двести рублей.

Коля вынимает из кармана бумажник, из него — двести рублей. Кладет их на стол. Смотритель мгновенно их прибирает.

С м о т р и т е л ь. Он лошадь оставлял у меня на стоянке, когда в город приезжал. Он далеко жил.

К о л я. Один приезжал?

С м о т р и т е л ь. Один раз с женщиной. Вашего примерно возраста.

Коля вынимает мобильный, пикает несколько раз кнопками и показывает экран смотрителю. На нем — изображение смеющейся Наташи.

С м о т р и т е л ь. Так точно, с ней.

К о л я. Что-нибудь еще вы можете о нем рассказать? Как его фамилия? Где родился? Где он сейчас, в конце концов?

С м о т р и т е л ь. Да кто ж его знает.

И смотрит хищным взглядом, как Коля достает из бумажника еще триста рублей.

Улицы Москвы засыпает снегом. Белые тротуары, белые крыши домов.

Малыш смотрит на снег изумленно и растерянно. Мама подставляет снегу руку в рукавице. Показывает малышу опустившуюся на рукавицу снежинку. Малыш хочет ухватить снежинку, но она тает под его горячими пальцами, исчезает.

За окном Колиной квартиры идет снег.

Коля сосредоточенно смотрит в экран компьютера. Он составляет программу. На столе разложены книги по программированию. Коля отрывается от экрана. Перебирает книги на столе. Встает.

Он идет мимо дверного проема, через который виден экран работающего в другой комнате телевизора, к книжным стеллажам. Снимает с полки еще одну книгу по программированию. Перелистывает, смотрит. Ставит на место. Снимает другую.

Он возвращается с книгой. Вновь проходит мимо дверного проема. Видит экран телевизора в соседней комнате, застывший кадр: средневековая гравюра — портрет юноши в черном камзоле с белым кружевным воротником. Лицо юноши очень похоже на лицо Ванюши.

Пораженный Коля быстро переступает порог соседней комнаты. Но кто-то уже переключил канал.

К о л я. Переключи обратно!

Мама!

Колина мама возвращает программу. На канале идет реклама. Коля оборачивается к матери, сидящей на диване с пультом в руках.

К о л я. Что здесь было? Что они показывали?

М а т ь К о л и. Библиотека сгорела. В Ярославле, кажется. Короткое замыкание.

К о л я. А что за гравюра была? Юноша в черном камзоле. Кто это? Ты переключила на нем.

М а т ь К о л и. Средневековая гравюра. Немецкая. Кто изображен — неизвестно. И автор неизвестен. Единственный в мире экземпляр был.

К о л я. Что значит «был»?

М а т ь К о л и. Сгорела же библиотека.

Коля смотрит потрясенно.

М а т ь К о л и. Сходил бы ты погулять, сынок.

К о л я. Куда?

М а т ь К о л и. Просто погулять. Воздухом подышать. Такой снег красивый.

Коля смотрит в окно. Снег, действительно, красивый, тихий.

Сценарий по одноименному рассказу.

Н а т а ш а. Иди к черту./pp


Strict Standards: Only variables should be assigned by reference in /home/user2805/public_html/modules/mod_news_pro_gk4/helper.php on line 548
Жить или убить

Блоги

Жить или убить

Зара Абдуллаева

Среди замечательных фильмов, отобранных в программы фестиваля «Послание к человеку»-2014 арт-директором Алексеем Медведевым и его сподвижниками, внимание Зары Абдуллаевой было привлечено российской премьерой «Гамлета в Палестине» Томаса Остермайера и Николя Клоца.


Strict Standards: Only variables should be assigned by reference in /home/user2805/public_html/modules/mod_news_pro_gk4/helper.php on line 548
Проект «Трамп». Портрет художника в старости

№3/4

Проект «Трамп». Портрет художника в старости

Борис Локшин

"Художник — чувствилище своей страны, своего класса, ухо, око и сердце его: он — голос своей эпохи". Максим Горький


Strict Standards: Only variables should be assigned by reference in /home/user2805/public_html/modules/mod_news_pro_gk4/helper.php on line 548

Новости

Стал известен победитель конкурса на бесплатное обучение в сценарной лаборатории МШНК

27.09.2018

В августе Московская школа нового кино совместно с журналом «Искусство кино» объявили прием заявок на участие в творческом конкурсе, победитель которого будет получит грант – возможность бесплатно учиться в сценарной лаборатории МШНК (мастерская Олега Дормана).