Table Talk

Неврозы и образы

Изменились не функции критики, а жизнь. И — соответственно жизнь критиков.

(Слышала в фойе кинотеатра.)

Один искусствовед, узнав, что наш общий приятель-филолог работает литературным правщиком одного властного господина, сказал: «Как я за него рад». Имелся в виду правщик, удачливый белый негр, а не господин. Если б он услышал упрек в здоровом цинизме, то очень удивился.

Дама-критик признавалась своему другу: «Я бы продалась глянцевому журналу. Но меня не покупают». В институте, где она служит, ей платят несколько долларов. А как выжить? И как юбку новую купить? Все ж таки дама. И книжки? Все ж таки человек.

(Слышала от ее друга.)

Барышня-критик оказалась без работы. Закрылся лаковый журнал, где она служила. Но критик не огорчилась. Она охладила свои потребительские запросы, решила написать диссертацию, на которую не хватало времени. И пойти наконец во Французский культурный центр за книжками, куда прежде никак не могла добраться, потому что время тратилось на зарабатывание денег.

Один замечательный критик не мог вписаться в капиталистические отношения и в издания, рожденные этими отношениями. Дарования ему хватало и на такую литературу. Но убежденность в том, что в других сочинениях он что-то важное в своем письме утратит (от многостаночности), нормально жить, пить, есть ему мешала. Ну а если б у него была семья, пришлось бы, он сам говорил, капитализировать свои умения. Его коллега из многотиражного журнала презирал критика за то, что даже денег на пиво у него нет. Когда все тот же критик показал длинную статью в сборнике, которую он написал практически бесплатно, коллега развел в недоумении руками. «Надо же, чего только не бывает».

Критик (женского пола) ушла из печатного СМИ на телевидение. Обстоятельства жизни взяли критика за грудь и отправили на такие галеры. Ее коллега сказала: «Как повезло. Теперь она крутая». И никому в голову не пришло посочувствовать предстоящему безрадостному труду.

Ничего сказать нельзя, чтобы не соврать (себе, естественно). «Будем зарабатывать» — такое вранье, как и «будем кропать нетленку без гонорара».

(Слышала от Л.Невлера.)

К сорока годам надо, как писал Довлатов, все проблемы решить, кроме творческих. Но поскольку все они ни раньше, ни позже почему-то не решаются, творческие проблемы либо усугубляются, либо отменяются. И человек умирает.

С одним своим товарищем обсуждала незаконченный сценарий, который нам дали на прочтение. Разговорились о главном герое, о его поступках, целях, волнениях. Мой товарищ сказал: «Да все просто. Ему надо держаться за жизнь. Вот его цель. Все остальное — для людей с семейным бюджетом в пятьсот долларов на человека».

Множество лет назад один критик написал положительную статью на спектакль Товстоногова. Г.А. остался недоволен. И сказал своему завлиту: «Критик N написал отрицательную статью, потому что его плохо посадили». Имелось в виду, что посадили критика не в тот ряд. Этот случай исчерпывает разные (только по видимости) вариации отношений режиссера и критика. И он неотменим, как извечный закон зимовки.

(Слышала от Б.И.Зингермана.)

Интернет — это забор (оставшийся в своем старом значении только на дачах под охраной), где каждый упражняется вволю, получив за небольшую плату статус критика и море нерастраченного удовольствия.

И без того хрупкая категория таланта в такой безбрежной критической массе принципиального значения не имеет.

(Слышала сто раз.)

В эпоху развитого социализма, когда имена критиков еще гордо звучали, критик N разбирал в ночном телефонном разговоре спектакль знаменитого режиссера и друга. Разбирал доброжелательно, но по-мужски, без ужимок.

Наутро жена того режиссера позвонила критику со словами «ты довел его до предынфарктного состояния».

(Слышала от критика.)

В киевском Доме кино кто-то дал Роману Балаяну местную газету с разгромной статьей на его последний фильм. Балаян сказал: «Я уже читал, а ты возьми. Тебе понравится».

Интеллектуальная апатия, конечно, очевидна. Но критика тут ни при чем. Она ведь состоит из тех же людей. Все говорят про грядущий экономический кризис, и тогда, возможно, слипание всех, включая критиков, со стратегией успеха (любой ценой) несколько поослабнет. Только что тогда придется считать удачей? И какие у нее будут критерии, окромя экономических?

Главное отличие критики в эпоху социалистических отношений от эпохи капиталистических заключается в том, что в эпоху капитализма качество критика прямо пропорционально количеству его мельканий в массмедиа. Таковы правила игры. Количество не только переходит в качество, но единственно это качество определяет. А с ним и товарные знаки, и товарную стоимость. И художников, и критиков. Вот и вертись.

Многие негодуют на журнальную критику за ее дурной тон, незнание приличия и тому подобное: неудовольствие их несправедливо.

(Слышала от А.С.Пушкина.)