Самурайским духом пахнет... «Последний самурай», режиссер Эдвард Звик

«Последний самурай» (The Last Samurai)

Автор сценария Джон Логан Режиссер Эдвард Звик Оператор Джон Толл Художник Лилли Килверт Композиторы Тревор Моррис, Блейк Нили, Ханс Циммер и другие

В ролях: Том Круз, Кэн Ватанабэ, Уильям Атертон и другие

Warner Bros., The Bedford Falls Company, Cruise-Wagner Productions Radar Pictures Inc.

США 2003

Только ленивый в свое время не написал о том, что «Последний самурай» — это «оскаровский» проект Тома Круза, посредством которого знаменитый актер и продюсер пытается наконец с третьего захода получить заветную статуэтку. Читать эти рассуждения было, прямо скажем, неприятно. Не только потому, что в них сквозила необъяснимая, но, увы, часто встречающаяся в русской киножурналистике патологическая злоба на Голливуд, обитателям которого заведомо отказывается в какой бы то ни было творческой потенции и иных побудительных резонах, кроме коммерческих. И не потому даже, что эти «аналитики» уже доказали свою некомпетентность, когда «Последний самурай» не был выдвинут на «Оскар» ни в одной из основных номинаций. Просто людям, пишущим о кино, по должности положено знать, что мотив создания фильма и его содержание — не одно и то же. Например, Роже Вадим не скрывал, что снимал картину «И бог создал женщину…», стремясь продвинуть застопорившуюся карьеру своей жены Брижит Бардо. Но это не имеет никакого отношения к конечному продукту — фильму, вызвавшему скандал в прессе, судебный процесс и ставшему культовым для своего поколения.

Том Круз, понятное дело, не Брижит Бардо. Вполне вероятно, что ему очень хочется получить «Оскар», а заодно и продемонстрировать миру свое владение самурайским мечом. Но к «Последнему самураю» все это имеет косвенное отношение. Данный фильм, как и любой другой, заслуживает того, чтобы быть оцененным, исходя из того, о чем и как он рассказывает, а не потому, какими мотивами руководствовались его создатели. Поэтому спекуляции на эту тему я оставляю за рамками статьи. Поговорим о «Последнем самурае» как он есть.

Действие этой картины происходит в переломную для Японии эпоху Мэйдзи (начавшуюся в 1868 году). Это было время буржуазных реформ, когда японское общество, покончив с трехсотлетней самоизоляцией эпохи Токугава, стремительно модернизировалось, впитывая достижения европейской цивилизации. Вместе с достижениями Япония успешно перенимала и пороки — например, коррупцию и организованную преступность. Впрочем, многие японцы небезосновательно считают, что пороков было достаточно и при феодальном строе. Простым людям уж точно жилось тяжелее.

Том Круз играет героя войн с индейцами капитана Натана Олгрена. Герой тихо спивается, мучимый воспоминаниями о кровавых зачистках индейских деревень. Поэтому, когда правительство Японии предлагает ему стать военным экспертом, обучать японскую армию владению огнестрельным оружием и современной военной тактике, Олгрен равнодушно соглашается. Но не успевает он подготовить своих солдат, как его отряд бросают сражаться с самураями-бунтовщиками, выступающими против новых порядков. Необстрелянное воинство Олгрена терпит поражение, а сам капитан попадает в плен. Но доблесть, с которой он сражался, вызывает одобрение предводителя самураев Кацумото. Он оставляет Олгрену жизнь и позволяет ему поселиться в горном лагере самураев.

Живя бок о бок с недавними врагами, Олгрен проникается к ним симпатией, узнавая их благородство, чистоту помыслов и прочие духовные качества, которые принято считать неотъемлемой особенностью Востока. «Мы хотели воздать должное красоте и элегантности древней культуры», — заявлял Круз в интервью. Но куда больше красоты и элегантности героя завораживает кодекс чести самураев, их мужество и верность долгу. Именно о таких товарищах по оружию всегда мечтал капитан Олгрен. Поэтому, когда самураи отпускают его на свободу, он отказывается вернуться в Америку и вместе с отрядом Кацумото выходит на последний неравный бой против пушек и пулеметов императорской армии.

Все это эпическое действо разворачивается на фоне живописных пейзажей (снимавшихся, правда, не в Японии, а в Новой Зеландии) и разбавлено эффектными боевыми сценами, в которых Круз, отдадим ему должное, смотрится ничуть не хуже ветерана самурайского кино Хироюки Санады, исполняющего одну из ролей.

Тут возникает вопрос: зачем Голливуду сегодня понадобилась романтизация древних самурайских традиций? Если, конечно, отбросить «глубокую» идею о том, что продюсер Том Круз забабахал стомиллионный проект только ради того, чтобы актер Том Круз мог покрасоваться в самурайских доспехах.

Японское кино давно уже лишило самурайскую мифологию романтического ореола. Убедиться в этом можно, посмотрев такие фильмы, как «Харакири» и «Бунт самураев» Масаки Кобаяси или недавний «Сумрачный самурай» Йодзи Ямады. Парадоксально, но в так называемом «самурайском кино» героями чаще всего становились либо ронины — бывшие самураи, лишившиеся хозяина и не одержимые идеей преданного служения феодалу, либо вовсе деклассированные элементы, вроде слепого массажиста Затойчи или красотки убийцы Йоко Касимы. Это герои-одиночки, больше похожие на персонажей американских вестернов.

В Японии «Последнего самурая» вряд ли ждет большой успех. Как говорил герой Ильфа и Петрова, «это для вас экзотика, а нам здесь жить приходится». Нужно быть очень далеко от Японии — и в географическом, и в духовном смысле, — чтобы ставить свирепую воинственность самураев и абсурдные принципы бусидо выше, чем трудолюбие японских крестьян и благочестие японских священников. Но не нужно быть японцем, чтобы понимать: когда страной много столетий руководит закрытая каста военных, ничего хорошего из этого выйти не может. «Профессиональный солдат обретает тем больше власти, чем меньше у народа смелости, — писал Честертон. — Военные забирают гражданскую власть в той мере, в какой человек обычный теряет воинские доблести». Япония прошла по этому пути дальше любой другой страны; там, дабы простолюдин не обрел случайно эти самые доблести, ему под страхом смерти вообще запрещалось держать в руках самурайский меч.

Впрочем, японцы — люди вежливые и, без сомнения, поблагодарят Голливуд за внимание к своей истории. Но очевидно, что «Последний самурай» снимался не для японцев, а для американцев. Поняв это, мы без труда найдем ответ, зачем понадобилась эта запоздалая героизация воинов позапрошлого века. Не Япония, а Америка ведет в последнее время почти беспрерывные локальные войны и становится объектом масштабных терактов, не японцам, а американцам требуются сейчас верность долгу и прочие воинские доблести, и совсем не принципиально, на каком примере их воспитывать. Россия в похожей ситуации возвращает в школы военную подготовку и выпускает «Антикиллера-2», Америка снимает фильмы про гладиаторов и самураев. Не так уж важно, кем будет воображать себя олух, которому сильные мира сего уготовили судьбу пушечного мяса: «антикиллером», сражающимся с мировым терроризмом, или самураем, идущим по «пути воина».

Совсем недавно мы наблюдали, как Джордж Лукас и Стивен Спилберг посредством фантастического кино высказались на актуальную тему: как жить Америке после 11 сентября 2001 года. Теперь в этой заочной дискуссии принял участие и Том Круз — посредством кино исторического. Можно не соглашаться с его высказыванием — Американская киноакадемия так и сделала, — но не следует принижать его значимость, повторяя ерунду о том, что Крузу просто очень хотелось получить «Оскар». Соблазнительность самурайского мифа почти так же велика, как и его лживость.

Чего стоит, например, кульминационная сцена «Последнего самурая» — та, в которой лидер самураев Кацумото, уже прощенный и призванный ко двору юным императором Мэйдзи, придя на заседание государственного совета, отказывается сдать свой меч. Чем и определяет свое возвращение в статус бунтовщика — отвергнутый, но не поступившийся воинской честью. Забавно, что некогда в самой Америке депутатам Конгресса во избежание инцидентов было законодательно предписано сдавать при входе огнестрельное оружие. Вряд ли депутат, явившийся в Конгресс вооруженным до зубов и сообщивший, что его кольт служит делу укрепления американской государственности, показался бы коллегам таким уж романтичным.

Вполне обоснованны сопоставление «Последнего самурая» с «Гладиатором». Но не исходя из их «оскаровского» потенциала и не потому даже, что в создании обоих фильмов поучаствовал сценарист Джон Логан. А потому, что и Римская империя, и империя японская были во многом похожи — обе они являлись милитаристскими государствами, в которых ценность человека определялась исключительно его полезностью на поле боя. Не случайно блокбастеры из древнеримской жизни пользовались наибольшей популярностью в 50-е годы — самый напряженный период «холодной войны» — и вышли из моды в начале 60-х, когда в Америке начало зарождаться мощное антивоенное движение. Фильмы про самураев, насколько я знаю, в Голливуде не снимали никогда, так что перед нами в некотором роде «ноу-хау».

«Последний самурай» выполняет ту же задачу, что и «Слезы солнца» или гениальный «Черный ястреб», — романтизирует милитаризм, который здесь лишь слегка замаскирован пафосными фразами на тему того, что жизнь — в каждой чашке чая, а меч — это душа воина. Исторические аналогии, конечно, ничего не доказывают, но все же… Последний раз самураев использовали для патриотического воспитания молодежи в Японии в 30-е годы XX века. Это закончилось для японцев кошмаром мировой войны и миллионами жертв. Воспевание милитаризма — штука опасная, даже если он рядится в красивые старинные доспехи.