Атласная оскомина

Целомудренный советский мир не мог смириться с тем, что под одеждой каждый гражданин голый. Нижнее белье советской эпохи, представленное на выставке «Память тела», — не только сокровенная интимность каждого человека, но и исподнее идеологии. В отличие от той апокрифической выставки советского белья, которую устроил по возвращении из России Ив Монтан, здесь нет ни скабрезности, ни фривольности. Мы видим в этих вещах нечто иное, нежели курьезы личной безвкусицы.

По словам куратора выставки Екатерины Деготь, белье было последней границей между личностью и обществом. Но данная граница не столько последняя линия обороны личности, сколько передний фронт наступления государства. Человек в СССР был защищен от власти разве что собственной кожей. Но власть морозом продирала по ней, впечатываясь в тело следами неудобных лямок и резинок, непристойно прикасаясь шероховатым теплом ворса. Советское белье — не визуальный образ. Его нельзя по-настоящему вспомнить по кинофильмам или рассмотреть на фотографиях. В выставке «Память тела» больше всего запоминаются сами предметы туалета и письменные свидетельства индивидуального опыта. Советское белье — опыт тактильный. Выставить его как экспонат, загнать за табличку «руками не трогать» — своего рода акт экзорцизма.

У Оруэлла героиня “1984” Джулия мечтает надеть под бесполую партийную униформу найденные на черном рынке или в лавочке для пролов шелковые чулки с подвязками. Советское исподнее не выражает личного, сознательного, хотя и тайного, бунта, оно вообще, кажется, не имеет отношения к сфере приватного. Белье — не то, с помощью чего человек конструирует себя, но то, с помощью чего конструируют его. Монументальные бюстгальтеры, железобетонные арматуры граций, бесформенные семейные трусы, панталоны с начесом; но были и изысканные комбинации, тончайшие пеньюары с великолепным шитьем из ателье индпошива для советской элиты, прекрасные довоенные льняные сорочки или футболки физкультурников 20-30-х, супрематическому дизайну которых позавидовал бы Adidas. Все это не мода и стиль, но распределяемые сверху модели телесности, соответствующие идеологии эпохи и социальному статусу каждого.

Главным врагом советской власти была не любовь, но эротика. Советское белье не бесполо, но асексуально. Нет мужчин и женщин, есть тетеньки и дяденьки — и ни в коем случае не папа и мама, во избежание всяческого фрейдизма. Даже восхитительные самопальные предметы — бюстгальтеры, украшенные розами из тесьмы и золотым шитьем, выражают не столько стремление к сексапильности, сколько жажду сказочной и «детской», совершенно невинной красоты.

Исподнее есть коллективное бессознательное. Белье — липнущая к коже память о прошедших эпохах, уже вытесненная в верхней одежде. Под клешами революционного матроса могли скрываться конфискованные шелковые генеральские кальсоны. Под модным оттепельным мини-платьем — основательные теплые байковые штаны с начесом. Под с трудом добытыми джинсами — семейные сатиновые трусы или линялые треники с пузырями на коленях. Белье — не предмет заботы, не индивидуальный выбор. Верхнюю, открытую для обозрения одежду покупают, белье же зачастую донашивают за родителями и старшими братьями-сестрами. Белье — коммунальность, не ведающая различия возрастов и полов. Дамские панталоны перешиваются из мужских кальсон, а детские колготки шьются из чулок, пристроченных к трусам.

В сопровождающих выставку личных свидетельствах опыт советской интимности часто отсылает к мучительным детским воспоминаниям. Советская власть похожа на докучливых родителей, заставляющих носить колючие и жаркие рейтузы и запрещающих надевать капроновые колготки. Они лучше нас знают, что именно будет нам на пользу. История советского белья предстает историей взросления, историей борьбы человека за право на интимность.