Сергей Доренко: «Я борюсь за нравственные нормативы Нагорной проповеди»

Вопросы задает Дмитрий Быков

Информационные войны, ставшие "горячей темой" печатных СМИ в период парламентской предвыборной гонки, по-прежнему в центре внимания -- выборы продолжаются. Но есть и причины иного порядка. Наблюдателей и аналитиков захватывает новизна ситуации, к которой мы еще не успели адаптироваться. Ведь в марте 1989-го, во время первых свободных выборов, не было ничего подобного. Всего лишь за десятилетие политические технологии в стране развились до такого уровня, что судьбы власти стали определяться действиями политтехнологов- "пиарщиков", а не свободным волеизъявлением избирателей. Хорошо это или плохо? Нравственно или безнравственно? Нормально или опять не так, как у людей? Остаточный советский романтизм и расшатанная нравственная валентность пребывают в борьбе, не находя ответа на мучительные вопросы.

Парламентские выборы 1999-го дают обильный материал для размышлений на темы, связанные с некомфортной общественной атмосферой, обозначенной, как ни парадоксально, святым для многих понятием "свобода слова". По этому кругу вопросов на страницах "ИК" высказываются "генералы" информационно-аналитических служб Российского телевидения -- тележурналисты Сергей Доренко, Евгений Киселев, Николай Сванидзе и комментаторы -- социолог Даниил Дондурей, писатель Александр Кабаков, председатель Фонда защиты гласности кинорежиссер Алексей Симонов.

Чтобы сохранить диалогические связи в текстах подборки, публикуем их не в алфавитном, а в хронологическом порядке...

Дмитрий Быков. Вы согласны с расхожим мнением, что политика без грязи невозможна?

Сергей Доренко. Нет, я так не думаю. Впрочем, это зависит от взгляда на жизнь. С известной точки зрения, и жизнь -- вещь совсем не стерильная. Но я не сторонник подобных воззрений.

Д.Быков. Вас вдохновляет результат вашей деятельности -- обрушившийся рейтинг ОВР и Юрия Лужкова как возможного президента страны?

С.Доренко. Честное слово, меня не интересует собственно Лужков. Вы обвините меня в небрежном отношении к персонажу, но тут все дело в приоритетах. Первый приоритет -- мои отношения со зрителем. Если честно, то уж совсем первый приоритет -- мое собственное творческое самовыражение. В этом смысле я должен работать над своим персонажем таким образом, чтобы сберечь его для будущих передач. Не давать ему становиться слабым и неинтересным. Но в то же время не дать ему стать настолько сильным, чтобы меня выгнали с работы.

Д.Быков. Каковы ваши представления о вашей аудитории?

С.Доренко. Думаю, часть аудитории -- это люди, способные оценить мое творчество. Другая часть -- это кретины, не способные его оценить. Третья часть ничего о моем творчестве не знает. Несмотря на многочисленность этой третьей части, ею, в силу вышеназванного изъяна, приходится пренебречь.

Среди людей, способных оценить, есть люди, которые меня любят, а есть те, кто любит меня ненавидеть. Как видите, и тем и другим я даю чувство любви. Среди второй категории тоже есть и любящие, и любящие ненавидеть. Но их проблема в том, что они ругают не за то и хвалят не за то. Вы, должно быть, знаете, какое чудовищное чувство неловкости приходится испытывать человеку, которого поклонник-кретин, например, начальник-кретин хвалит не за то. Вы роняете пару жемчужин среди камней. И ценитель понимает естественную искусственность нечаянной игры нечаянно брошенных жемчужин. И потом приходит кретин начальник и хвалит вас за что-нибудь. И вам становится стыдно, вы говорите "спасибо" и желаете ему тотчас же сгинуть. Кстати, это одна из причин моих ссор с начальниками. Они всякий раз почему-то бездари.

Д.Быков. Популярные ныне байки о программировании-зомбировании аудитории чаще всего относятся к сфере психопатологии. Есть ли у вас какие-то реальные приемы воздействия на подсознание зрителя? Имеются в виду ритмические повторы, почти рефрены, использование отталкивающих ассоциаций и прочее.

С.Доренко. Честное слово, нет. Я вам больше скажу: у меня нет жанра и творческого метода. Я вообще категорический противник формулирования творческого метода. Формулировки убивают. Я живу и самопроявляюсь. Таким образом самореализуюсь. Ни разу не видел своих программ. Я их не просматриваю. Прошлое неинтересно. "Оставьте мертвым хоронить своих мертвецов", -- говорил один неглупый парень. Живу, как трава, на уровне смутных ощущений. Ощущаю действительность. Силой воображения превращаю свои ощущения в ощущения своих зрителей. Впитываю новую реальность, созданную нами в совместном творчестве. Снова превращаю свои ощущения в наши общие. И так без конца. Вот и весь творческий метод. Прост, как дыхание.

Д.Быков. Изучали ли вы опыт зарубежных коллег-тележурналистов?

С.Доренко. Никакой опыт не изучаю. Я очень восприимчив. Говорю с заикой -- заикаюсь. С кавказцем, украинцем, бруклинским русским говорю с его акцентом. Поэтому оберегаю себя от влияний. Телевидение не смотрю, чтобы не испортить вкус. Стараюсь читать, смотреть на огонь, на воду, на собак, на лошадей, на женщин. Впитывать красоту повадки.

Д.Быков. Чья аудитория, на ваш вкус, более внушаема -- наша или западная?

С.Доренко. "В Азии приучены к засаде", -- пел Высоцкий. С этой точки зрения у нас скепсиса больше. Запад так дружно вдруг ненавидит сербов и любит чеченцев -- совсем не критично. Наши сперва в задницу пошлют, потом покуражатся, а уж потом поверят.

Д.Быков. Вы хотите убедить публику, что боретесь не столько с политиками, сколько со стереотипами массового сознания. Не с Лужковым, а с имиджем Лужкова. А как вы относитесь к самому Лужкову?

С.Доренко. Я думаю, что он нарцисс. Что он очень одинокий человек. Очень незащищенный психологически человек. Человек, постоянно нуждающийся в психологической опеке. Иначе его бы не женила на себе первая бабенка, которая сумела впрыгнуть ему на колени. Человек, который знает за собой чудовищный грех. Иначе он не стал бы с таким личным ужасом говорить о злом роке семьи Кеннеди.

И он очень ранимый. И он очень ищет любви -- хотя бы избирателей. И он уверен в том, что его обожают. И он мой поклонник. Мазохистского толка. И это еще и еще раз подтверждает, что садизм и мазохизм неразделимы. Близкие к нему люди говорят, он не пропускает ни одной моей передачи. Готовится к ним, считает дни.

Д.Быков. Не боитесь ли вы фрустрировать, напугать и в конечном итоге оттолкнуть аудиторию?

С.Доренко. Я же не манипулирую людьми. Мы сочувствуем, сопереживаем. То, что мы вместе делаем, называется событие. Когда мы оттолкнемся, то мы оттолкнемся вместе.

Д.Быков. Почему, по-вашему, все наезды на Лужкова и Примакова не спровоцировали массового сочувствия к ним, не заставили народ воспринимать их как "жертв Кремля"?

С.Доренко. Приведу вам пример из иностранной морали. В Испании есть коррида. В корриде не могут участвовать слабые, больные, трусливые быки. Слабых быков освистывают, хозяева их могут потерять репутацию, потому что выпустили на поединок слабое животное. Тореро никогда не станет не то что убивать слабого быка, но даже и драться с ним. Ельцин -- слабый бык. Народ это понимает. Чувствует. А Лужков и Примаков еще летом праздновали победу, и единственным нерешенным вопросом был -- ждать ли до лета или провести выборы президента до Нового года. И идти ли в президенты Лужкову или лучше Примакову. 100 процентов политической элиты знали, что эти двое уже победили. Не всем это нравилось. Но все были уверены. Я, кстати, тоже был уверен. Решил, как триста спартанцев, напоследок поиграть.

Д.Быков. Отдаете ли вы себе отчет в том, что будет с вами в случае победы ваших противников?

С.Доренко. Точно знаю только одно -- ни на одном канале работать не дадут. Но не только за прошедшую осень. Примаков ведь меня выгнал в декабре 98-го года. Не давал кредит ОРТ, пока меня не выставили. А под второй транш второй раз выгнал в конце января прошлого года. А Лужков на меня жаловался Ельцину и требовал меня убрать еще весной 98-го.

Д.Быков. Есть ли телохранители у вас и вашей семьи?

С.Доренко. Теперь есть. Начальство требует. Надеюсь, это недолго будет продолжаться. У семьи -- нет. Что глупо, согласитесь. Но я и свою охрану считаю делом никчемным. Мои оппоненты достаточно состоятельные люди, чтобы скинуться на снайпера.

Д.Быков. Ваши близкие, друзья смотрят программу? Как относятся к ней?

С.Доренко. Хвалят. Я не в состоянии поддерживать беседу с людьми, которые меня не хвалят.

Д.Быков. Можете ли вы оценить собственную деятельность с точки зрения классических представлений о нравственности? И работают ли они в современной политике вообще?

С.Доренко. Разумеется, могу. Я борюсь за нравственные нормативы, очерченные Господом в Нагорной проповеди. Мои оппоненты, напротив, категорически отказываются от основных постулатов проповеди. В особенности от тезисов "не убий" и "не укради".

Д.Быков. Вы упорно отрицаете, что слушаетесь Березовского, но все-таки есть ли у него (или у Кремля) какие-то механизмы прямого давления на вас? Иначе говоря, бывают ли ситуации, когда вы можете пожертвовать самостоятельностью своей позиции ради общего дела?

С.Доренко. Никогда ничего подобного не отрицал. Наши отношения с Борисом развиваются в другой плоскости. Как мне представляется, всей Москве известен мой вздорный характер. Я уже десять лет культивирую миф о моем вздорном характере. И даже устраиваю временами феерические скандалы начальству. Ухожу непрерывно с работы. Неужели этого мало, чтобы понять, что мною никто не руководит? Я стараюсь самым чутким образом следовать за своими капризами и ощущениями. Березовский кроме того, что он мой реальный друг, вдобавок поклонник моего творчества. Он хвалит "за то". То есть он не только поклонник, но и тонкий ценитель. Если это способ давления?..

Сергею Доренко вопросы были посланы по электронной почте -- в перенапряженное время кануна выборов не было более надежного способа связи с ним. Так что ответы аутентичны, собственноручны и не тронуты рукой редактора, как и было договорено.