Есть соблазн назвать новый фильм Квентина Тарантино пастишем, но вряд ли это оправдано. Да, «Джанго освобожденный» откровенно указывает на источник вдохновения автора: это в определенной степени оммаж Серджо Корбуччи, который в 1966 году поставил спагетти-вестерн «Джанго»; недаром в титрах у Тарантино особо выделено имя Франко Неро, сыгравшего тогда главную роль, а теперь мини-эпизодическую. Но в целом сбросивший цепи чернокожий (а не белый, как у Корбуччи) мститель Джанго предстает на этот раз на фоне гораздо более значительном, и фильм в целом вмещает в себя темы и мотивы, весомо перевешивающие довольно утлое содержание довольно топорно снятого итальянского прототипа. Там речь шла о частной истории мщения — излюбленной теме Тарантино, здесь же она вырастает до социального масштаба и исторической значимости.

Тарантино берет свое добро, где его находит, и, как Жан-Батист Мольер, которому приписывают эту фразу, он умеет придавать чему-то малозаметному, а в его случае и откровенно трэшевому, блеск незабываемого. Надо сказать, что не один Тарантино пленился этой картиной: у Корбуччи появилось множество эпигонов, причем некоторые превзошли первоисточник мастерством и элегантностью, а иной раз имя Джанго ставили в название какого-нибудь вестерна (чаще всего в комедиях с участием Бада Спенсера и Теренса Хилла) просто как мем, чтобы заручиться вниманием зрителей. Хотя сам Корбуччи писал по канве вышедшего за пару лет до того действительно революционного спагетти-вестерна Серджо Леоне «За пригоршню долларов». В портретных планах Франко Неро с низко надвинутой ковбойской шляпой так и видишь Клинта Иствуда, и разница между двумя актерами, как и обоими фильмами, отчетливо видна в глазах: нестерпимо синих у одного и серо-стальных у другого.

Как только появились первые вести о том, что Тарантино снимает новый фильм, заговорили о вестерне. Не знаю, как (если вообще) менялись настроения и ориентации автора в процессе работы, но «Джанго освобожденный» — вестерн, поскольку тут действует странствующий воитель-одиночка, но только отчасти — это скорее драма в обертке экшна с местом действия не на фронтире, а на старом Юге. Тарантино даже где-то назвал свою картину «сазерн», таким образом оказавшись родоначальником нового жанра; в открытую им дверь, надо полагать, тоже ломанутся эпигоны, и их будет не меньше, чем у Корбуччи. Это еще не все: название отсылает не только к вестерну «Джанго», но еще и к другой итальянской картине — пеплуму «Геркулес освобожденный» (1959) Пьетро Франчиски, что возвышает чернокожего тарантиновского протагониста до мифологического супергероя. Вдобавок к этому Джанго в глазах своего товарища немца выглядит героем национального эпоса — Зигфридом, которому предстоит убить дракона-плантатора и освободить возлюбленную из плена. Зигфрид, как известно, отождествляется с германо-скандинавским асом Бальдром, ваном Фрейром или старшим сыном Одина Тором. Непредвзятым взглядом видно — многовато выдано авансов, да ведь без гротеска и тем более иронии нет кино Тарантино. Хотя, может быть, она-то, ирония, и вызвала град критических стрел в его адрес. Так или иначе, исполнитель главной роли Джейми Фокс принял игру и сыграл всю партию с тем невозмутимо спокойным выражением лица, которое отличает лишь самых высококлассных комиков.

Однако трудно заподозрить Тарантино в том, что он будто бы унизил тем самым достоинство черных. Тем не менее фильм вызвал скандал в среде радикальных защитников прав афроамериканцев. Яростнее всех обрушился на коллегу Спайк Ли, который написал в Твиттере, что не собирается смотреть «Джанго освобожденного», потому что «Американское рабство — это не спагетти-вестерн в духе Серджо Леоне. Это был Холокост. Мои предки были рабами. Похищенными из Африки. Я буду чтить их». Спайка Ли разозлило употребление в фильме слова, которое теперь в США приравнено к нецензурщине и в печати используется только со звездочками — n****. Раз уж во имя политкорректности переписали классику — «Гекльберри Финна», то что же говорить о новейшей культур-продукции: пусть отныне отлакированные новой моралью рабовладельцы и работорговцы с берегов Миссисипи называют свой товар афроамериканцами и пусть их предки сколько хотят переворачиваются в гробах. Правда, в защиту Тарантино выступил не менее уважаемый афроамериканец Антуан Фукуа, который вполне здравомысляще парировал аргумент Спайка Ли: «Если идешь смотреть фильм, действие которого происходит в 1850-х годах, приготовься слышать слово н***р, потому что так тогда говорили, и если хочешь обсуждать тему рабства, надо учитывать, что такова была реальность».

Тем, кто болезненно воспринимает расовую проблему, можно найти и другие поводы оскорбиться. Например, глядя на отвратительного черного слугу с благородной сединой — Стивена, которого смачно сыграл Сэмюел Л. Джексон. Во времена Дэвида Уорка Гриффита («Рождение нации») еще можно было показать, как разбушевались только что отпущенные рабы, что, впрочем, было вполне естественно — так бывает при любом революционном перевороте, когда выпускают наружу долго копившиеся гнев и ненависть. Нам ли не знать. Но с некоторых пор в Америке стали предпочитать эту скользкую тему замалчивать — от греха подальше. Куда покойней показать преданных хозяевам и даже чувствующих себя членами их семейств уютно устроившихся рабов — вроде Мамушки из «Унесенных ветром». А тут еще политкорректность — как ни скажешь, все в строку поставят, уличат, припечатают. Тарантино со свойственной ему безудержной дерзостью пошел против течения. Его Стивен — это пресловутый дядя Том, дошедший в своем смирении и преданности белым господам до нижайших низин подлости, и то, что Тарантино вывел на экран такую фигуру, самым красноречивым образом говорит о том, что для него никакой расовой проблемы не существует. Потому что в его глазах все люди равны, и негодяев среди черных ровно столько же, сколько среди белых, а будь это (на экране) не так, мы смело могли бы заподозрить, что Тарантино — крипторасист, лицемерно скрывающий истинные свои чувства и мысли досадным и унижающим патернализмом.

Между прочим, если Стивен — одна такая белая ворона среди одноплеменников, то белых негодяев в «Джанго» пруд пруди. И как иначе, если речь идет о рабовладельцах и работорговцах. Причем и их Тарантино уравнивает с чернокожими на уровне мифологии, явно уподобляя конную толпу куклуксклановцев диким карлам из «Песни о Нибелунгах», живущим в пещерах гор, и более того — убивает их смехом, своим самым действенным оружием.

Существа эти, как сказано в эпосе, носят для защиты волшебный плащ-невидимку. Пускаясь в погоню за Шульцем и Джанго, куклуксклановцы, как полагалось членам организации, надевают на головы сшитые одной самоотверженной миссис мешки с дырками для глаз. Анонимная сила ряженых во главе с самым богатым плантатором округи самодовольным Большим папой (Дон Джонсон) должна внушать страх преследуемым, но мешки все время съезжают, закрывая обзор, всадники не видят, куда мчатся, и, разругавшись вдрызг, уносятся прочь при первой же опасности.

Действие фильма происходит в 1858 году, за два года до отмены рабства в Соединенных Штатах. В качестве вестерновского персонажа, доктора Кинга Шульца, выступает австриец Кристоф Вальц, для которого, как я могу заподозрить, Тарантино написал роль-компенсацию — за то, что ему пришлось сыграть в обличье немецкого штандартенфюрера СС Ганса Ланды по прозвищу Охотник за евреями (хоть она и принесла актеру все самые авторитетные призы, включая «Оскар»). Больше того: через Кристофа Вальца Тарантино как раз недвусмысленно проводит параллель между рабовладением и Холокостом, о чем говорит Спайк Ли, к сожалению, фильма не посмотревший. «Горячий ящик», в котором Шульц и Джанго обнаруживают его жену Брумхильду (Керри Вашингтон) в имении Кэнди, — та же газовая камера, где нацисты умерщвляли своих жертв. Функции же Вальца из «Бесславных ублюдков» Тарантино передает Леонардо Ди Каприо, то есть владельцу Кэндиленда — южному плантатору с «философией», доморощенному френологу, на черепе бывшего раба доказывающему гостям, что у черных — в отличие от белых — есть особенность строения, располагающая к повиновению. Кстати, как раз «просвещенный» хозяин Брумхильды велеречивый «мусье» Кэлвин Кэнди, франкофил, ни слова не понимающий по-французски, натаскивающий своих рабов-гладиаторов на бои манданго, назвал одного из них д'Артаньяном, что не помешало ему отдать проигравшего бой «мушкетера» на растерзание своре собак. Южный джентльмен, как видим, мало чем отличался от русского помещика-самодура — среди них тоже встречались люди с изысканным вкусом к насилию.

Этим образом Тарантино развенчивает миф южного джентльмена — именно миф, который, как говорят в атлантическом мире, «больше жизни». А в жизни-то подлинные джентльмены, выросшие на берегах той же Миссисипи, как раз сохранились до наших времен, хотя ни одно место на планете для них в достаточной мере не оборудовано.

Так или иначе, Тарантино бросил увесистый камень в тщательно лелеемый огород «Унесенных ветром». Отыгрался он не только на джентльменах.

У Кэнди есть сестрица (Лора Кейуэтт), перезрелая вдовушка, озорница лет под пятьдесят с ужимками, явно пародирующими поведение воспитанной южной леди типа Скарлетт О'Хара. Когда придет время, эта «тонкая штучка» проявит себя как изощренная изуверка. А пока она приторно кокетничает с Шульцем — вдруг женишка бог послал.

Кстати, Вальц в этой роли вполне узнаваем и даже, на мой взгляд, демонстративно (провокативно?) сохранил элегантность и лоск негодяя Ланды, с тем отличием, что немец был напрочь лишен самоиронии, а у Шульца она присутствует в полной мере.

В отличие от самоиронии ирония может быть убийственной, унизительной. Таковой, как видно, обладала еще одна леди, первая хозяйка жены Джанго, дама с немецкими корнями, которая, дабы было ей с кем пошпрехать на родном языке, обучила ему черную девочку-рабыню. При этом в своей безмерной гордыне (отождествляясь с самим создателем в праве давать имена) на-звала ее Брумхильдой. Звучит вроде бы как имя прекрасной и гордой валькирии, возлюбленной Зигфрида, да тут обманка. Героиню германского эпоса звали Брунгильда, а тут первый слог — слово broom, что значит «метла». Заметить подвох мог разве что доктор Шульц, но он — из благородства, конечно, — при разговоре с Джанго виду не подал, а, напротив, просветил партнера насчет истории из «Нибелунгов», придав сюжету о поисках освобожденным им рабом своей проданной неизвестно кому жены возвышенно мифологичный подтекст. В дальнейшем сказочный мотив похищенной жены-невесты зловещим образом сплетается с мотивом «красавицы в гробу» — в усадьбе Кэнди Джанго находит обнаженную Брумхильду в металлическом ящике. В фольклоре этот мотив связан с обрядом посвящения: вот и здесь исхлестанная бичом женщина и ее муж, увидевший следы ее мучений, уже не могут оставаться прежними. Джанго посвящается в герои вестерна, меняя свой придурочный костюм «Голубого мальчика» с картины Гейнсборо (сам выбрал, между прочим) на холщовые штаны и шляпу «от Корбуччи».

У Брумхильды есть фамилия — фон Шафт. Это еще одна, и весьма значимая, отсылка в киновселенной Квентина Тарантино. Джон Шафт, чернокожий частный детектив, эффективно и не особо придерживаясь строгостей закона борющийся с черными же гангстерами в Нью-Йорке, — герой одного из первых фильмов (1970), входящих в категорию blaxploitation. Его племянника, продолжающего это благородное дело, в фильме уже 2000 года сыграл Сэмюел Л. Джексон, которому не западло стало изобразить и подлого Стивена. И поскольку речь и там, и в «Джанго освобожденном» идет о людях одной фамилии, то понятно, что Тарантино создает своеобразный кроссовер, восходящий к праматери Брумхильде и праотцу Джанго. Свежесочиненную историю он аранжирует старыми песнями, начиная с фирменной баллады Луиса Бакалова из фильма «Джанго», как будто объявляющей о выходе на сцену нового героя.

Фабула «Джанго освобожденного» строится на известном клише «белый человек и его подручный Пятница». Шульц, «охотник за головами» с правом на убийство, разыскивающий преступников, находящихся в розыске, за которых получает премиальные, освобождает Джанго, хладнокровно убивая белых торговцев живым товаром, берет его в партнеры и, главное, как человек Старого света, относится к нему как к равному. «Стрелять в белых и получать за это денежки? Кому ж такое не понравится?» — говорит Джанго без цинизма, но с детским простодушием подневольного, привыкшего слушать и выполнять команды. Постепенно фильм все больше превращается в buddy cinema, лидерство от Шульца переходит к Джанго и тот вырастает из отведенной ему традицией роли. Тарантино ломает канон, впервые делая чернокожего, неграмотного, почти бессловесного «Пятницу» полновластным хозяином своей судьбы.

Отправляясь в Кэндиленд, Шульц решил, что им следует разыгрывать роли работорговца и его раба и предупреждает Джанго: «Ты не должен выходить из роли». Джанго вышел. И организовал достойный кинематографа Тарантино финал, судя по которому месть может быть аппетитным блюдом не только когда достаточно поостыла.

А Тарантино, сломав застарелые стереотипы и каноны, вчерне заполнив лакуны в осмыслении важной страницы из прошлого страны, создал на этих руинах и прочно зашпатлеванных трещинах новый миф, а заодно и новый жанр, что и по отдельности редко кому удается, и тем самым застолбил себе место в истории. Во всяком случае, в истории кино. Хотя оно у него и так неоспоримо было.

«Джанго освобожденный»
Django Unchained
Автор сценария, режиссер Квентин Тарантино
Оператор Роберт Ричардсон
Художник Дж. Майкл Рива
Композиторы Эннио Морриконе, Луис Бакалов и другие
В ролях: Джейми Фокс, Кристоф Вальц, Леонардо Ди Каприо, Керри Вашингтон, Сэмюел Л. Джексон, Лора Кейуэтт, Франко Неро и другие
Weinstein Company, Columbia Pictures, Brown 26 Productions, Double Feature Films, Super Cool Man Shoe, Super Cool ManChu
США
2012