Братство агнца. «Молчание Лорны», режиссеры Жан-Пьер Дарденн, Люк Дарденн

«Молчание Лорны» (Le silence de Lorna)

Авторы сценария, режиссеры Жан-Пьер Дарденн,

Люк Дарденн

Оператор Ален Маркен

В ролях: Арта Доброши, Оливье Гурме, Жереми Ренье,

Фабрицио Ронджоне, Морганна Маринна и другие

Les Films du Fleuve, Archipel 35

Бельгия — Великобритания — Франция

2008

За девять лет братья Дарденн проделали путь, который другие не осиливали и за полвека. В 1999-м никому не известные экс-документалисты, авторы пары провальных игровых картин (их нынче не достать и у коллекционеров), получили за «Розетту» из рук президента жюри Дэвида Кроненберга «Золотую пальмовую ветвь», вызвав всеобщее недоумение и негодование. В 2002-м, когда их «Сын» был удостоен приза за мужскую роль для Оливье Гурме, те же зрители возмущались по иному поводу: таким режиссерам — и одну только актерскую награду! Посему в 2005-м, когда «Дитя» было удостоено «Пальмы», а братья попали в элитный клуб «дважды лауреатов», никто не сомневался: этот трофей — заслуженный. Куда дальше, кто больше? Или вверх, к недостижимой третьей «Пальме» (такого не бывало и вряд ли будет). Или в сторону, в направлении «Оскара» — но этого братья не умеют и не хотят. (Рассказывали, что недавно им написал письмо Мэтт Дэймон — дескать, мечтаю сниматься только у вас, — а они отказали. Не из принципа: просто места для него не нашлось.) Или третий, самый вероятный вариант — вниз, к закату, в стройные ряды благопристойной каннской номенклатуры.

По всеобщему мнению, так и случилось с «Молчанием Лорны»: жюри дало Дарденнам лишь приз за сценарий, и в рейтингах критиков фильм занимал не самое высокое место. Что-то вроде утешительной награды — ее одной только и не хватало в коллекции братьев. Никому в голову не пришло, что жюри на самом деле увидело в именитых режиссерах еще и незаурядных литераторов. А ведь подсказка была рядом — в дни фестиваля в каннских книжных лавках появилась первая книга Люка Дарденна Au dos de nos images — «Обратная сторона образов» (а дословно «За спиной наших образов»; братья Дарденн известны умением дышать в спину своим персонажам) — дневник съемок всех картин с 1995 по 2005 год. Причем отнюдь не технические заметки, а художественное произведение в европейской дневниковой традиции, снабженное огромным количеством литературных реминисценций и обширной библиографией.

Скромников Дарденнов пуристы раньше приводили в пример — они казались образцами нелитературных режиссеров, черпающих сюжеты непосредственно из жизни; в лучшем случае, с полос «Происшествия» бельгийских ежедневных газет. Вдруг братья заговорили, и за сырой, шершавой, как необработанное дерево, фактурой их фильмов открылась продуманная в каждой реплике и ремарке драматургия. Выяснилось, что за «Розеттой» стоят Кафка и Стендаль, за «Сыном» — Горенштейн, Гроссман и Шаламов, за «Дитя» — Пруст и Достоевский. «Обещание» — кино не о жуткой жизни гастарбайтеров, а о врожденном комплексе вины. «Розетта» — не о безработице, а о предательстве. «Сын» — не о социальной обусловленности преступления, а о прощении. «Дитя» — не о торговле младенцами, а о пробуждении любви. И, уж конечно, «Молчание Лорны» — не о фиктивных браках, а о преодолении одиночества. А еще о том, что является центральным стержнем абсолютно всех картин братьев Дарденн — о совести.

Поэтому «Молчание Лорны» если и не лучшее, то программное сочинение этих авторов. И в то же время — саморазоблачение метода, начатое еще прошлогодней короткометражкой «В темноте» из каннского альманаха «Каждому свое кино». Объективные обстоятельства (вор тянет руку за сумкой зрительницы, забывшейся в кинозале за просмотром трогательного фильма) отступают перед катарсисом (в рыданиях она прижимает руку жулика к сердцу, вместо того чтобы отвести его в полицию). Не случайно роль зрительницы играла главная героиня самого известного фильма Дарденнов — Эмили Декенн из «Розетты». Не случайна и встреча в «Молчании Лорны» сразу нескольких актеров, рожденных эстетикой Дарденнов, — Фабрицио Ронджоне («Розетта», «Дитя»), Жереми Ренье («Обещание», «Дитя»), Моргана Маринна («Сын») и Оливье Гурме, без которого не обходился ни один фильм братьев.

Может всплыть извечный вопрос «курицы и яйца»: у Дарденнов жестокая реальность преображается во вневременную притчу или, напротив, архетип ищет себе адекватное современное воплощение? Если верить дневнику, в начале было-таки слово — то есть мысль, конфликт, герой, — а убедительная фактура выполняла роль защитной оболочки: в мире кино, где сами слова «этика» и «мораль» вызывают недоверие и скуку, вечные ценности необходимо тщательно укутать в радикально-актуальную форму. И вдруг Дарденны ослабили защиту: отдалили камеру от героини, выбрали вместо фирменных 16 мм «классику», 35 мм, отрешились от привычного «документального вуайеризма» — этого им не простили. Меж тем изменения в стилистике — никак не примета буржуазного «почивания на лаврах», а еще одно доказательство честности братьев. Идентифицировать себя с прорабом, продавщицей вафель, плотником или бездомным воришкой (все герои Дарденнов до сих пор были их земляками, уроженцами их родного городка Серенга) — одно дело, а влезть при помощи «живой» камеры в душу албанки, эмигрировавшей в чужой неприветливый Льеж, — совсем другое. Режиссеры так же учили язык мимики и жестов незнакомой Лорны, как исполнительница ее роли, уроженка Приштины Арта Доброши, учила ради съемок в фильме неизвестный ей до тех пор французский язык.

«Молчание Лорны» — первый фильм Дарденнов, исключающий наивное «политическое» прочтение. Если в «Обещании» еще можно усмотреть обвинительный приговор европейцам, чье благополучие построено на крови безымянных рабочих из стран «третьего мира», то в этой картине-перевертыше иммигранты избавлены от былой виктимности, превращены из жертв в охотников. Лорна — албанка, заключившая фиктивный брак с льежским наркоманом, чтобы со временем получить бельгийское гражданство, а затем при помощи сообщника-таксиста избавиться от мужа, обеспечить гражданство русскому мафиозо и заработать деньги на осуществление мечты — покупку снэк-бара на пару с любовником. Вряд ли Дарденны хотят призвать к изгнанию инородцев и провозгласить «Бельгию для бельгийцев»; о толерантности к пришельцам речь тоже не идет. Ни один объективный фактор не назвать решающим, ибо ни мелкие бандиты-сообщники, ни невзрачный русский серьезной угрозы не представляют. Развязка всецело зависит от личного выбора героини. От того, будет ли она молчать. А ее албанское происхождение — лишь способ обострить конфликт, выделить Лорну из числа других анонимных льежских прохожих, спешащих по своим делам. Как в общей толпе выделяют ее — привлекательную молодую женщину — несуразные и, видимо, единственные ярко-красные джинсы, напоминающие зрителю о красной куртке Розетты.

Совесть, по Дарденнам, — явление алогичное, вненациональное, внерелигиозное, асоциальное. Оно обостряет чувство ответственности за чьи-то проблемы (и правда, с чего Лорне тревожиться о жизни нелюбимого мужа-торчка, в убийстве которого ее все равно не обвинят?). Оно позволяет почувствовать чужое своим: так сами Дарденны, по крови — вполне себе арийцы, уже лет пятнадцать безрезультатно бьются за право спродюсировать документальный фильм о депортации бельгийских евреев во время второй мировой. Оно меняет жизнь внезапно, вдруг, раз и навсегда, как случился вдруг перелом в карьере самих режиссеров, отсекших в середине 1990-х весь былой опыт (у них на счету было девять фильмов!) и начавших с нуля — с картины, носившей неслучайное название «Обещание».

В фильмах Дарденнов любое абстрактное понятие получает воплощение не образное, а физиологическое. Розетту, отвергнутую людьми, мучили жуткие, необъяснимые и неизлечимые рези в животе — будто схватки перед рождением ее нового «я». Лорна, избавленная от мужа-обузы, предвкушает неминуемое счастье: бродит по кафешке, которую собирается взять в аренду, и воркует по мобильнику с возлюбленным, когда неведомая сила скручивает ее и бросает на землю. Ее тошнит, ей плохо: вот-те на, все планы насмарку из-за беременности от покойного наркомана? Но вскоре выясняется, что беременность — мнимая, ложная, придуманная. Отныне в Лорне живет и не дает жить совесть. Как злокачественная опухоль, она растет с каждым днем, не поддается лечению и заставляет забыть обо всем, что составляло смысл жизни до сих пор.

«Молчание Лорны» — фильм об очищении совести. Героиня работает в химчистке, а ее обреченный бедолага-супруг Клоди безуспешно пытается «очиститься» от наркозависимости. Мы постоянно видим Лорну в ванной: она моет руки, волосы, принимает душ, а потом напряженно смотрит на отражение в зеркале — ничего не поменялось, я все та же? В критический момент, когда Лорна еще верит, что жизнь Клоди можно спасти, разведясь с ним, она очищается от оболочки одежды; там, где не может из-за обета молчания обнажить душу, обнажает хотя бы тело (это, кажется, первое «ню» в кинематографе целомудренных братьев). Первый кадр фильма — деньги, самая «нечистая» из субстанций в прямом и переносном смысле. Отягощенная чувством вины, Лорна не «отмывает» их, вложив в аренду бара, а, наоборот, зарывает в землю на заднем дворе химчистки. Однако важнее прочих чисток — финальная, которая вызвала недоумение у социальных детерминистов от кинокритики. Стукнув камнем по башке предполагаемого палача, Лорна бежит в лес и забывает в машине сумку — то есть отказывается от денег и документов, окончательно отказывается от социума, «очищается» от людей, оставаясь с совестью наедине. Если в начале фильма, окруженная людьми, она держала рот на замке, то теперь, одинокая в лесу, в случайной темной избушке, достойной Мальчика-с-пальчик, она говорит со своим воображаемым мальчиком — несуществующим ребенком-призраком, пытаясь защитить его от враждебного мира. Мира, который в лесных недрах как бы исчезает, перестает существовать.

Выдуманный собеседник возникает там, где исчез Собеседник с большой буквы. На страницах дневника Люка Дарденна слова «Бог умер» воспринимаются как очевидная константа; сложность моральных дилемм в фильмах братьев обусловлена тем, что человек одинок, лишен помощи свыше и некому как наказать его за неверный выбор, так и поощрить за выбор верный, но несравнимо более сложный. В фильме о молчании работа со звуком особенно важна. По иронии Дарденнов, меломан Клоди постоянно слушает песни самой популярной из бельгийских рок-групп dEUS, в названии которой слово «бог» пишется с маленькой буквы, и Лорна в истерике просит его сделать звук потише. К финалу же впервые у Дарденнов на протяжении буквально нескольких секунд за кадром звучит музыка — несколько нот одной из сонат Бетховена: раскаявшаяся и безумная Лорна начинает слышать то, чего не слышал ни один дарденновский герой. (Кстати, расхожий музыковедческий штамп — соотнесение фортепьянных сонат Бетховена с Новым Заветом, в то время как «Хорошо темперированный клавир» Баха сравнивается с Ветхим.)

В культурной истории нынешней Бельгии задолго до Дарденнов существовали другие братья — Ян и Хуберт ван Эйки. Принято считать, что они придумали масляную живопись (это такое же заблуждение, как и изобретение Дарденнами «живой камеры»), и точно известно, что вместе они создали в 1432 году неповторимый шедевр — Гентский алтарь. Положив в этом произведении начало реалистической живописи, в центр внимания братья ван Эйк поставили волшебную фигуру мистического агнца — средневековое воплощения того невидимого морального императива, который определяет судьбы отнюдь не идеальных и вполне реальных персонажей дарденновских картин. Час волка настал, все ягнята разом замолчали. Тем паче, что ни Лорна, ни Клоди, ни русские мафиози волками себя не считают. Все — ягнята, все — жертвы обстоятельств.

Запись в дневнике Люка Дарденна от 21 марта 1999 года — еще до первого каннского триумфа: «Волк и Ягненок. А если бы ягненок ответил разгневанному хищнику: „Да, Ваше Величество, мой брат насмехался над вами в прошлом году. Съешьте его. И остальных членов семьи — они пасутся вон за тем кустом“. Услышав подобный ответ, совестливый читатель заключит, что перед ним дурной ягненок. Как можно выдать брата и всю семью! А читатель, стремящийся к пониманию, увидит, как волчий режим превращает ягненка в существо хуже любого волка. Заметит он и чувство взаимопонимания между моральным читателем и волком. Пожрав семью ягненка, волк вернется обратно, чтобы проглотить и доносчика, презрев договор и подумав про себя: „Это плохой ягненок — он выдал брата и всю семью. Он заслуживает смерти“. И волк сожрет его без суда и следствия с осознанием выполненного морального долга».

Не трогая волков и не принимая на себя роль пастухов, братья Дарденн исследуют лишь один вопрос: молчать ли ягнятам?