Принц-анархист и цыганский барон. «Черная кошка, белый кот», режиссер Эмир Кустурица

"Черная кошка, белый кот" (Black Cat, White Cat)

Авторы сценария Эмир Кустурица, Гордан Михич
Режиссер Эмир Кустурица
Операторы Тьери Арбогаст, Мишель Аматье
Художник Миленко Жеремич
Композитор Д.Неле Караджимеч, Важислав Аралика, Дейо Спаравало
В ролях: Байрам Северджан, Флориан Айдини, Бранка Катич и другие
Goldwin Films
Югославия
1998

Неважно, кошка черная или белая, важно, чтобы она съела мышь.
Дэн Сяопин

На фестивале в Венеции поклонники барочной народной комедии Эмира Кустурицы "Черная кошка, белый кот" носили своего кумира на руках и называли "новым Феллини" или "цыганским Феллини".

Кустурица получил скорее утешительный в этой ситуации и для этого режиссера, уникального обладателя двух "Пальмовых ветвей" и "Золотого льва", спецприз жюри "За режиссуру". Это выглядит тем более странно, что в течение всего фестиваля его руководители призывали журналистов оставить профессиональный снобизм и прислушаться к голосу публики. Директор Феличе Лаудадио даже пригласил прессу заглянуть в главный зал за несколько минут до конца и послушать реакцию зрителей. Так вот, именно после фильма Кустурицы долго не утихали овации, они же предшествовали началу пресс-конференции режиссера, демонстрируя редкое и потому особенно трогательное единство профессиональной прессы и зрительного зала.

"Черная кошка, белый кот" действительно пробуждают эмоции, и это было весьма уместно на фестивале, где преобладали картины серьезные и унылые. Апофеозом их стал румынский "Временный рай" Лючиана Пинтилье -- о любви, которую убивает тоталитарное общество. Пришедшая из того же балканского региона картина Кустурицы построена на фольклоре, музыке, гэгах. Это зрелище красочное, развлекательное, энергичное и экзотическое. История счастливой любви разыгрывается на колоритном фоне и вся пропитана цыганской музыкой, превращаясь почти в мюзикл.

После "Подполья", принесшего ему сначала высший каннский приз, а затем множество неприятностей, Эмир Кустурица заявил о своем уходе из кино. Во Франции он почувствовал себя жертвой анафемы. Травлю развязали левые философы и критики образца 1968 года, которые сочли "Подполье" политически некорректной и просербской картиной. "Эти люди, -- говорит Кустурица, -- всю жизнь занимаются политиканством: вчера они были гошистами, сегодня ширакистами, завтра еще кем-нибудь. Я не называю их иначе как motherfuckers. Если бы я следовал их идеологическим установкам, я не мог бы, например, поехать в большинство стран Латинской Америки, где у власти олигархи, или даже в Россию. И в Соединенные Штаты тоже. Это они вместе со своими союзниками сформировали после первой мировой войны Югославию, и они же разрушили ее".

Кустурица не просто идет "против течения", но и достаточно убедительно обосновывает свою позицию. В самом деле, не странно ли, что Запад, который на словах выступает за мультикультурный мир, поддерживает все отколовшиеся от Югославии страны и осуждает Югославию -- единственное мультиэтническое государство на Балканах?

Кустурица упорно называет себя югославом и считает космополитом. Он родился в Сараево в семье нерелигиозных мусульман, но корни имеет сербские. После "Подполья" Боснийское телевидение стало представлять режиссера монстром, администрация Сараево развернула репрессии против его семьи. "В моей квартире на площади двести квадратных метров, -- утверждает Кустурица, -- разместился Фонд боснийских писателей. Их председатель теперь называет меня предателем. Когда человек, занявший твой дом, обвиняет тебя в том, что ты уехал из Боснии в Белград, не правда ли, это слишком? Они хотели меня использовать как знамя, но я оказался для них недостаточно мусульманин, хотя и ношу мусульманское имя".

Решив совсем бросить кино, Кустурица затеял небольшой проект для немецкого телевидения о цыганской музыке под названием "Музыка-акробатика". Из этой затеи и вырос фильм "Черная кошка, белый кот". И режиссер стал делать его так, как будто бы вообще раньше не снимал -- как в первый раз. Вместе с тем он не скрывает того, что бежит из отвратного мира политики в утопию счастья, хорошо знакомую ему по картине "Время цыган". На вопрос, почему он обращается к одним и тем же темам, Кустурица отвечает, что точно так же можно спросить Дэвида Хокни, почему тот все время рисует бассейны.

"Черная кошка, белый кот" рассказывает вечную историю на тему "любовь и деньги", но показывает конфликт сквозь призму специфичной цыганской этики. На первый взгляд персонажи фильма вульгарны, а его юмор довольно циничен. Но очень скоро, входя в этот мир, начинаешь ощущать себя во власти неотразимо мощной мифологии. Это фильм о людях, которые никогда не умирают, ибо цыгане с их культом свободы вечны.

Мнимые трупы двух цыганских крестных отцов лежат замороженные на чердаке, внизу гремит свадьба, переходящая в стрельбу, крыша рушится, и свинья поедает обшивку "трабанта". Таков образ фильма Кустурицы, и таков образ общины, страны, мира, мифа, которые строит на экране Кустурица. И цыганским богачам, и босякам присуще редкое внутреннее благородство. Своим фильмом Кустурица выдает им лицензию на аристократизм. Он говорит: "В мире, становящемся, с одной строны, все более интегрированным, с другой -- более расистским, всякая оригинальность и самобытность подминаются катком промышленной цивилизации. Но я не считаю, что Microsoft лучше всего прочего. Цыгане могут воровать, убивать, насиловать, но их модель существования дает альтернативу".

"Черная кошка, белый кот" настойчиво напоминают, что Кустурица -- порождение средиземноморской культуры: традиции итальянского неореализма и французского поэтического реализма выражены в нем почти хрестоматийно. Но он как югослав в неменьшей степени воспитан на русской литературе: именно сплав этих влияний в феномене Кустурицы оказывается витальным и культурным одновременно. Сама идея "Черной кошки..." пришла к режиссеру после прочтения рассказов Бабеля, оттуда отчасти и пришли в фильм гангстеры с большими сердцами и фатальными страстями. А пароход "Горький" в одном из первых эпизодов картины возник как воспоминание о визитах русских моряков в югославские порты, куда они часто наведывались во время этнической войны в поисках легкой наживы.

Как обычно в фильмах Кустурицы, в этом тоже важную роль играют животные -- вплоть до того, что коты вынесены в название. Режиссер знаменит тем, что у него "играют" собаки, козы, обезьяны и даже слоны. "В животных, -- говорит Кустурица, -- есть какой-то магнетизм, электричество, они как бы существуют между нашим прошлым и настоящим. Во "Времени цыган" индюк умеет выполнять приказы. Когда вы снимаете фильм два года, а не две недели, животные становятся частью вашей жизни и выполняют задания, как солдаты".

Подобно своим цыганам, Кустурица в новом фильме возродился после кризиса для последующей жизни. Он преодолел гигантоманию и хаос "Подполья" и направил свой балканский анархизм в безопасное этнографическое русло. Но все же некоторых опасностей режиссер не избежал. Картина не катится свободно, как было в ранних -- и лучших -- работах режиссера, и периодически оказывается на грани коллапса и натуги, но потом каким-то чудом выруливает к нужной эмоции. Это происходит ценой постоянной "накачки" крови в хлипкое тело сюжета, и порой эта операция напоминает медицинскую.

Кустурица прав, говоря, что цыганам присуща своя эстетика, близкая природе современного кича. И, конечно, цыганская музыка, эклектичная и волнующая, мультиэтническая, содержит в себе все созвучья -- от Баха до восточной меланхолии, от оперы до рока. Однако, расставшись со своим постоянным композитором Гораном Бреговичем, Кустурица, скорее всего не поделивший с ним славу, утратил некую важную составляющую своей музыкальной партитуры, которая стала менее вдохновенной, чуть-чуть механической.

И еще один момент на Венецианском фестивале сработал не в пользу Кустурицы: большой успех имела показанная вне конкурса картина Горана Паскалевича "Пороховая бочка". Сделанная в классической, даже театральной манере, она, однако, оказалась очень живой и точной в отражении самого духа балканской ситуации -- той самой, которой бежит Кустурица. А если правда, что последний, как говорят злые языки, препятствовал техническому завершению фильма Паскалевича на Белградской студии и включению конкурента в венецианский конкурс, это грустно. Ибо принц балканского кино и эмир даже несуществующей страны должен быть благороден. Как благородны в его художественной версии цыганские мафиози и бароны.